Людивина потянула Сеньона за рукав:
– Можно тебя кое о чем попросить?
Великан пожал плечами.
– Я не хочу сегодня спать одна, можно мы проведем ночь в одной квартире?
Сеньон улыбнулся с нежностью. Он обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Если не прикажешь всю ночь бродить с тобой по этим жутким переходам, я согласен!
58
Ветер несся мощным потоком, словно стараясь утащить все, что можно, в окружающую поселок тьму. Он бился в ставни, скрипел дверями, свистел во всех щелях, втискивался, проникал, леденил.
Людивина никак не могла нормально заснуть.
Не хотелось, как обычно, глушить себя лекарствами, нужно было сохранить ясную голову, на всякий случай. Она оставалась начеку, готовясь к худшему, и не могла полностью расслабиться.
Сеньон посапывал в соседней комнате при открытой двери.
Квартира была маленькой, поздно включенные радиаторы еще не успели ее прогреть, но, по крайней мере, это была крыша над головой. По дороге жандармам встретилась почти четверть поселка. Весть о приезде полицейских и французов разнеслась мгновенно, и всем вдруг понадобилось выйти из дома! Кто гулял парами, кто всей семьей, лишь бы только увидеть новые лица.
В Валь-Сегонде редко случалось что-то новое, да и приезжие осенью и зимой бывали нечасто. Завтра все обязательно захотят с ними познакомиться. В поселке начнется переполох, и это только осложнит преследование Брюссена, что весьма беспокоило Людивину.
Она не закрыла наружные ставни и теперь жалела об этом. Прожекторы на крышах домов били сквозь шторы, несмотря на их толщину, создавая в комнате тревожное свечение, мешавшее расслабиться. Но Людивина уже пригрелась под одеялом и не представляла себе, как можно вылезти и закрыть ставни.
Мысль упорно продолжала работать. Жандарм снова и снова прокручивала все дело в голове. Все имена. Все цепочки событий. Убийства. Психологический портрет каждого участника. Умозаключения Ришара Микелиса.
Орден пещерного зла.
Смерть Алекса.
Смерть Сирила Капюсена. Пятнадцать выстрелов, запах пороха, алые брызги.
Странно, но Людивина совершенно не помнила лица мертвого Капюсена. Она видела лишь расплывчатый образ лежащего тела и кровь. Черты лица стерлись. В тот момент она находилась в состоянии шока, все заполонили эмоции.
Мысль работала со страшной скоростью.
Людивина была создана для работы следователя. Она обладала исключительными аналитическими способностями, в этом заключалось ее главное преимущество. Ее способности вполне заменяли ей программу
Постепенно усталость брала свое, и Людивина погрузилась в какое-то сумеречное состояние. Веки закрылись. И наступил момент, когда она перестала бороться. Посторонние мысли угасли. Она заснула.
Но эстафету приняло подсознание, начав перетасовывать огромную картотеку памяти.
Имена. Даты. Места. Факты. Все смешивалось и сопоставлялось.
Показания.
Заключения экспертизы.
Крики. Выстрелы. Кровь. Животный страх.
Ледяной ветер, отрывающий ставни, чтобы проникнуть внутрь.
Тепло постели. Испарина.
Прожекторы по всему городу, словно множество глаз, высматривающих Герта Брюссена.
Фотография убийцы, мужчины с неприметным лицом, и его глаза, внезапно загоревшиеся красным огнем. Взгляд демона.
Взгляд дьявола.
Фотография корежится, желтеет, снизу ее пожирает пламя.
Людивина проснулась, как от резкого толчка, вся в поту, во влажных простынях.
За окном упорно и зловеще выла метель.
Сеньон уже не храпел.
Она спала самую малость.
В уголке сознания маячила какая-то фраза, остаток ночных мыслей, готовых вот-вот растаять. Людивина попыталась ухватить ее, пока не поздно.
Она резко села в постели.
Это были слова Маркуса Локара.
Откуда он знал, что Ферри мертв? Как он узнал, если ему еще никто не сказал?
Людивина дрожала.
Она не могла понять, что это значит.
Это было непостижимо.
Людивина понимала, что у нее сдают нервы. Она раздула целую историю из сущего пустяка. Малейший взгляд казался ей подозрительным. Даже Априкан накануне показался ей странным. А уж Микелис и подавно!
Теперь, когда Сеньон умолк, в голову лезли еще более страшные картины. Ей чудилось, что коллега мертв и лежит в луже крови, а на площадке между их спальнями маячит чья-то тень.
Людивина ничего не могла рассмотреть. Дверь была приоткрыта именно так, как она ее оставила накануне, ложась в кровать. За порогом все тонуло в темноте.