Союз летящих

А кто может противостоять всему этому? Такие, как Нина Андреева, уже немолодая преподавательница, кто воспримет таких людей всерьез? Они не являются силой, способной остановить локомотив истории — даже если лягут перед ним на рельсы. Локомотив спокойно переедет их и двинет дальше.

Как же они добились всего этого, мысленно удивилась Алейн. Как довели страну до такого состояния…

— Станешь опять тайри — вероятно, поймешь.

— Мне потребуется год или несколько лет только на разведку… на то, чтобы понять, что происходит.

— У тебя еще есть немного времени, — произнес Дьен, — по нашим расчетам до решающих событий еще два или три года.

Алейн снова прижалась к нему.

Она смутно помнила, как это — быть тайри. Безграничные возможности, океан эмоций, чувств, ощущений, стройные сложнейшие логические схемы и цепочки… и всегда, всегда рядом — другие… например, сам Дьен. Не так, как сейчас — а гораздо полнее и глубже. Теперь Алейн впервые осознала свою слепоглухоту. Прожить здесь пятнадцать лет и даже не подозревать ничего о том мире…

Впрочем, что-то же она подозревала.

Дьен ласково гладил ее волосы, и Алейн чувствовала его — как тайри. Ему было светло и печально. Счастливо и больно. И все это — из-за нее, потому что наконец-то вот она в его руках, наконец они вместе; но впереди еще много-много лет горькой разлуки…

— Хотел бы сказать, что худшее позади, — глухо промолвил он, — да не решаюсь. Часто трудно понять, что хуже. Изоляция плоха. А что ждет тебя дальше? Это слишком тяжелая миссия. Слишком опасная. Так жаль, что я должен довести до конца мой проект…

— Но он не менее важен.

— Я знаю. Но мне надо было быть с тобой. Или вместо тебя.

— Ты слишком меня опекаешь, — тихо сказала она. Дьен вздохнул.

Два или три года, подумала Алейн. Пятнадцать лет в изоляции. Оказаться без памяти в теле маленькой девочки… вести себя так, как естественно для взрослой тайри, и удивляться своему отличию от других. Теперь — инициация и пара лет… больше не получится, видимо — ментальной разведки и анализа. Разобраться, что происходит на планете. Попробовать затормозить процесс распада страны. Или наоборот. Смягчить последствия… не допустить самых страшных вариантов.

— Боже всевышний! Ты думаешь, я смогу разобраться за два-три года? — спросила она. Дьен молчал. "Больше некому", поняла она, "если не ты, то кто же?" Но он молчал — просто не хотел этого говорить.

Алейн сменила позу, ноги стали затекать. Матовое окно-экран наверху слепо глядело на нее.

Через двадцать четыре часа будет поздно. Даже если она окажется на свободе — примерно через сутки Айри отдаст приказ своим боевикам. Пока они ничего не знают, не знают подробностей, у них нет на руках боевого штамма. Сейчас с ними можно договориться. Через сутки будет поздно.

Союз будет меня искать, понимала Алейн. Изоляция тайри — не шутки. Они уже начали искать. Но это очень и очень сложно, на земле шесть миллиардов человек, я не оставила записи о точной локализации места, куда направляюсь. Иголка в стоге сена. И Марченко — точнее, тот, кто стоит за ним (о нем подумаем позже, решила Алейн) — наверняка поставил какую-то защиту и от поиска. И не все методы можно применять. Даже скажем, почти ничего применять нельзя — из-за обязательной конспирации все открытые методы поиска недопустимы.

Вряд ли им хватит двадцати четырех часов, чтобы меня найти. Скорее всего, это понимает и тот, кто стоит за Марченко, и потому Марченко передал полковнику именно такие инструкции.

Рассчитывать на своих не стоит — надо выбираться самой.

Прорваться силой не получится. Алейн оценила защиту. Нет, отсюда не выйти — разве только простым физическим путем, через дверь. Но за дверью — парни с гранатометами. Шквальный огонь ее силовые щиты не выдержат. Собственный генератор поля защитит тайри от пуль, но не от кумулятивной гранаты, способной пробить полуметровую броню. Направленный взрыв создаёт давление в две тысячи тонн на квадратный сантиметр…

И усыпить парней, предположим, заранее — нельзя, защита на дверях не допустит. Лисицына Алейн считывала через узкую щель провода, уходящего в стену.

Нет, прорваться силой нельзя, с сожалением убедилась она, закончив сканировать камеру. Значит, надо договариваться.

— Полковник, — позвала Алейн, — давай поговорим!

— Пожалуйста, — с готовностью отозвался Лисицын. Под локоть ему подсунули кофе, он глотнул, не чувствуя вкуса.

— У тебя появились конструктивные предложения?

— Мне бы хотелось понять, чего ты хочешь, Виталий, — произнесла Алейн.

— Ты же владеешь телепатией. Должна понимать.

— Беда в том, что ты и сам не знаешь, чего точно хочешь от меня.

— Это потому, что я не знаю, что именно от тебя можно получить, — усмехнулся полковник.

— Верно. Ну представь, что практически — все. Все — в материальном смысле. Чего ты хочешь? Супероружие? Исцеление всех болезней? Неограниченное долголетие? Управляемую термоядерную реакцию?

— А ты в самом деле все это можешь… дать? — спросил Лисицын после паузы.

— И да, и нет. Виталий, ты знаком с проблемой теодицеи?

— В смысле… если Бог допускает зло, то Он либо не благ, либо не всемогущ?