Союз Сталина. Политэкономия истории

Немецкий дипломат Г. Дирксен формулировал ответ следующим образом: английская сторона считает, что «после дальнейшего сближения четырех великих европейских держав можно подумать о принятии на себя этими державами определенных обязанностей по обороне или даже гарантий против Советской России…»[127]. К подобным выводам приходил полпред СССР в Лондоне Майский, который месяц спустя сообщал в Москву: «При первой же подходящей оказии он (Н. Чемберлен. – В. Т.) постарается возобновить свой флирт с Германией и свою попытку создания «пакта четырех»»[128].

Действительно в конце 1938 г. англо-франко-германская комиссия решала все проблемы в пользу Гитлера, референдумы отменили, все смешанные территории были переданы Германии. 4 октября в Париже палата депутатов 535 голосами против 75 одобрила Мюнхен… «против» проголосовали А. де Керильи от правых, социалист Ж. Буи и 73 депутата-коммуниста… Коммунистов кляли, как поджигателей войны и приспешников Москвы. «Французы, нет места для отчаяния, – вещала правая пресса, – поражение потерпели только московские вояки. Коммунизм – это война, а война означает коммунизм»[129].

Подобным образом реагировала и палата общин в Лондоне, где Чемберлен стал почти национальным героем. Президент США 5 октября в послании Чемберлену так же приветствовал Мюнхенские соглашения. Госдеп устами С. Уэллеса подтвердил, что ее результаты позволят миру «впервые за два десятилетия достигнуть нового мирового порядка на основе справедливости и законности». Американский посол в Англии Дж. Кеннеди призывал: «Демократическим и тоталитарным государствам невыгодно усиливать то, что их разделяет. Они должны с пользой сосредоточить свою энергию на разрешении общих проблем, пытаясь установить добрые отношения»[130].

Но Судеты были только началом. 15 марта 1939 г. немецкие войска вошли в Богемию и Моравию. Присоединение будущих протекторатов к Рейху было осуществлено на основании совместного коммюнике Гитлера и президента Чехословакии Гахи, которое гласило: «Обе стороны высказали единодушное мнение, что их усилия должны быть направлены на поддержание спокойствия, порядка и мира в этой части Центральной Европы. Президент Чехословакии заявил, что для достижения этой цели и мирного урегулирования он готов вверить судьбу чешского народа и самой страны в руки фюрера и германского рейха…»[131]. Фюреру не оставалось ничего другого, как согласиться.

Вполне естественно, что: «Ни Англия, ни Франция не предприняли ни малейшей попытки спасти Чехословакию, хотя в Мюнхене торжественно давали ей гарантии на случай войны»[132]. Галифакс объяснял позицию своей страны тем, что президент Гаха сам дал «согласие» на захват, и таким образом было «естественным способом» покончено с обязанностью Англии и Франции предоставлять гарантии Праге, бывшей «несколько тягостной для правительств обеих стран»[133].

При этом правительства Франции и Великобритании совершенно не интересовало, каким образом Гитлер получил столь щедрые предложения Гахи. Вопрос был решен ранним утром того же дня 15 марта, вечером, которого Гитлер с триумфом вошел в Прагу. В то утро Гитлер заявлял Гахе, «приглашенному» в рейхсканцелярию, что 12 марта «Он отдал приказ германским воскам о вторжении в Чехословакию и присоединении ее к германскому рейху…». 14 марта немецкие войска уже оккупировали Моравску-Остраву и встали на границе Богемии и Моравии. «В шесть часов, – продолжал Гитлер, – немецкие войска вступят на территорию Чехословакии. Ему неловко говорить об этом, но каждому чешскому батальону противостоит немецкая дивизия…»[134]. Гахе было предложено подумать над этим, причем если он не подпишет цитированное выше коммюнике, «то через два часа Прага будет превращена бомбардировщиками в руины, причем это только начало. Сотни бомбардировщиков ожидают приказа на взлет. Они получат его в шесть утра, если на документе не будет подписи»[135]. У Гахи не было выбора, на помощь «гарантов мира» он даже не надеялся…

16 марта Гитлер аналогичным образом взял под защиту Словакию, в ответ на телеграмму премьера Тисо, составленную в Берлине. Немецкие войска немедленно вошли в Словакию для «защиты»[136]. «Никакой агрессии, – ответил на это Чемберлен, – не было!»[137], сославшись на провозглашение «независимости» Словакии. «Эта декларация, – заявил он, – покончила изнутри с тем государством, незыблемость границ которого мы гарантировали. Правительство его величества не может считать себя далее связанным этим обещанием»[138]. «Таким образом, – отмечает У. Ширер, – стратегия Гитлера полностью себя оправдала. Он предложил Чемберлену «выход», и тот его принял. Интересно, что премьер-министр даже не собирался обвинять Гитлера в нарушении слова… Он не высказал ни слова упрека в адрес фюрера…»[139].