Союз Сталина. Политэкономия истории

Гр. 22. Потребление древесины для целлюлозной и писчебумажной промышленности на одного жителя в конце 1920-х годов, фунтов[1965]

Тем не менее, в условиях отсутствия средств и фантастических планах, колонизация началась. О ее масштабах говорил тот факт, что к 1934 г., по сравнению с 1913 г., население города Архангельска увеличилось в 5 с лишним раз, с 43,4 до 225,8 тыс. человек[1966]! Что превышало численность населения всех городов мира вместе взятых севернее 64-ой параллели. Во время индустриализации Советская Россия, отмечают американские историки Ф. Хилл Ф. и К. Гэдди, «на самом деле построила города, которые больше и холоднее, чем какие-либо еще в мире»[1967]!

В результате привлечения крестьян из сел северных областей на заготовку леса, строительство огромных лесозаводов (только один из них № 17, запущен в 1932 г., давал столько же пиломатериалов, сколько все 26 лесозаводов дореволюционного Архангельска) и целлюлозно-бумажного комбината, северные деревни оказались без работников. Как следствие, не было заготовлено ни сено, ни другая сельхозпродукция, от бескормицы уже в начале осени был зарезан почти весь скот, а в конце 1932 г. на Севере начался голод: «Больше половины трудоспособной силы нашего колхоза, — сообщал о его причинах председатель А. Паршев, — находилось на лесозаготовках… На зиму остались без сена и хлеба…»[1968].

Картины голода в Северном крае в 1933 г. передавали местные сводки ОГПУ: «Грузчиками лесозавода № 18 вылавливались из воды кухонные отбросы, выброшенные моряками датского парохода «Дана»…, «капитан и штурманы парохода «Ханна Корд» бросили рабочим испорченные орехи, которые последние подбирали под издевательский смех команды парохода и т. д…» При этом многие иностранные моряки делились продуктами с портовыми рабочими[1969].

Вспоминая о Вологде 1933 года, В. Тендряков писал: у «вокзального здания… сквозной березовый скверик. В нем прямо на утоптанных дорожках… валялись те, кого уже не считали людьми… Одни из них — скелеты, обтянутые темной, морщинистой, казалось, шуршащей кожей, скелеты с огромными, кротко горящими глазами… Больше всего походили на людей те, кто уже успел помереть. Эти покойно лежали…»[1970]. Тем не менее, уже в 1934 г. Секретарь Севкрайкома ВКП(б) рапортовал, что план по лесозаготовкам выполнен досрочно.

Одновременно — в 1929–1932 гг. в Архангельске были открыты три института: медицинский, педагогический и лесотехнический. Всего по стране количество студентов индустриальных вузов с 1928 по 1932 гг. выросло с 48,9 до 201,4 тыс. человек, студентов-медиков — с 26,1 до 32,1 тыс.[1971]

Но лес мало было заготовить и распилить, его нужно было еще и продать. И тут возникала еще одна проблема: за время революции и гражданской войны Россия потеряла свои внешние рынки сбыта лесопродукции. Ситуация значительно ухудшилась с резким сжатием, с началом Великой Депрессии, мирового товарного рынка. «Емкость нашего внешнего лесного рынка весьма ограничена, — сообщали архангельские спецы, — а наличие больших конкурентов делает проблему советского лесоэкспорта еще острее».

«Они нас бьют себестоимостью, — поясняли они, — потому что в Швеции и в Финляндии лесозаготовки широко механизируются, а мы работаем по «системе Петра Великого» — топором и лошадью, и дальше не идем»[1972]. Именно для компенсации этого технического отставания стал широко применяться дешевый труд заключенных.

Согласно государственному плану развития народного хозяйства СССР на 1941 г., НКВД обеспечивал 50 % заготовок и вывоза леса на Дальнем Востоке, в Карело-Финской АССР и в Коми АССР, более трети в Архангельской и Мурманской областях, от одной пятой до одной четвертой в Ярославской, Горьковской. Молотовской, Свердловской областях и в Краснодарском крае. НКВД занимался также заготовкой и вывозкой леса еще в 32 областях, автономных и союзных республиках[1973]. И план по лесоэкспорту был выполнен (Гр. 23)

Гр. 23. Тренд экспорта из Северного региона, цены ФОБ в млн. зол. руб. [1974]; грузооборот архангельского и приписанных к нему портов, млн. тонн[1975]

Норильский никель