На Западном фронте Германия имела 8 кадровых и теоретически 25 резервных дивизий, которые на 3 сентября еще нужно было собрать. При этом боевая подготовка последних давала ген. К. Типпельскирху повод считать их не «полностью боеспособными»[378]
. Начальник оперативного управления штаба вермахта ген. А. Йодль вообще расценивал польскую кампанию как удачную авантюру, на Нюрнбергском процессе он заявлял: «Катастрофа не произошла только потому, что 110 дивизий, которыми располагали французы и англичане, оставались совершенно пассивными против наших 25 дивизий, стоявших на западном фронте»[379].«Западные державы… упустили лёгкую победу, — подтверждал историк Второй мировой генерал вермахта Б. Мюллер-Гиллебранд, — Она досталась бы им легко, потому что наряду с прочими недостатками германской сухопутной армии… и довольно слабым военным потенциалом… запасы боеприпасов в сентябре 1939 года были столь незначительны, что через самое короткое время продолжение войны для Германии стало бы невозможным»[380]
. «Наши запасы снаряжения, — подтверждал Йодль, — были до смешного ничтожны, и мы вылезли из беды единственно благодаря тому, что на западе не было боев»[381].«Флот был так же захвачен врасплох объявлением войны, — отмечал адмирал Денитц, — Вновь строящиеся суда были еще далеки от окончания; но даже если б они и были достроены, то все же германский флот составлял бы не более трети британского. В моем распоряжении было всего лишь 42 подводные лодки, годные к действию»[382]
. Говоря о состоянии авиации, генерал-инспектор воздушных сил Э. Мильх подчеркивал, что «в 1939, как и в 1938 гг. все требования Главного штаба на изготовление воздушных бомб были зачеркнуты лично Гитлером. Он хотел сберечь наши запасы стали и легких металлов для нужд артиллерии и постройки самолетов. В начале войны наших запасов бомб хватило бы всего на пять недель активных операций. В течение 18 дней польской кампании мы израсходовали половину запаса, хотя в деле была только часть наших бомбардировочных самолетов»[383].Сама немецкая армия создавалась непосредственно в процессе войны: в начале сентября 1939 г. она имела максимум 50 дивизий, в конце октября их было уже 75, а в мае 1940 г. — 120[384]
. Приводимые факты, как и документы «Нюрнберга категорически подтверждают, подчеркивает Р. Картье, что в 1939 году Германия была не в состоянии вести войну на два фронта. Но Гитлер строил свои планы на психологическом расчете… Он говорил: «Я знаю Чемберлена и Даладье. Я их оценил в Мюнхене. Это — трусы. Они не посмеют выступить»»[385].Действительно англичане и французы, дав гарантии Польше, и не собирались выполнять их. 2 сентября Чемберлен выступил в палате общин, но не с объявлением войны, а с предложением дальнейших переговоров. Это вызвало шок среди депутатов, которые подумали, что Чемберлен решил «повторить Мюнхен»[386]
. Известный лейбористский деятель Х. Дальтон 2 сентября записал в своем дневнике: «Казалось, что политика умиротворения снова достигла полного расцвета и наше слово чести, данное полякам, умышленно нарушалось»[387].Новая фаза политики умиротворения вошла в историю под названием «
На линии фронта французы вывесили огромные плакаты: «Мы не произведём первого выстрела в этой войне!» Отмечались многочисленные случаи братания французских и немецких солдат, которые наведывались друг к другу в гости, обмениваясь продовольствием и спиртными напитками[388]
. Когда же не в меру инициативный командир французского артиллерийского полка, занимавшего позиции в районе Бельфора, начал предварительную пристрелку возможных целей, то за это его чуть не предали военно-полевому суду. «Понимаете, что вы сделали? — распекал своего подчинённого командир корпуса. — Вы чуть-чуть не начали войну!»[389]В дальнейшем во избежание подобных инцидентов, чтобы какие-нибудь горячие головы сдуру не начали воевать всерьёз, передовым частям французских войск было запрещено заряжать оружие боевыми снарядами и патронами[390]
. «Pas de conneries — не вести себя по-дурацки — было распространенным мнением среди французов, или нам придется за это расплачиваться»[391]. «Сильнейшая армия в мире, перед которой находилось не больше 26 дивизий противника, — по словам Д. Фуллера, — бездействовала, укрывшись за сталью и бетоном, в то время как враг стирал с земли мужественного до донкихотства союзника»[392].