Союз стихий

Дейдра рефлекторно сжала губы. Магистр из тех, кто выполняет угрозы. Он и руки ей отрубит, коли придется, чтобы не затянула веревку на шее, и ноги тоже, чтобы не доползла до окна и не спрыгнула.

— Приятно оставаться, — магистр выхватил письмо, церемонно поклонился и покинул комнату.

Она не могла перечитать письмо, но помнила его наизусть. Слова были высечены в памяти, как письмена на камне. Упреки отца жгли каленым железом. Он обвинял ее в малодушии. Ее храбрый отец не заслуживает такой дочери. Лучше ей было вовсе не рождаться на свет, чем принести ему столько страданий. Есть ли для правителя что-то хуже, чем бесчестие отпрыска?

Дейдра не заметила, как ноги привели к окну. По ту сторону занавеси стоял разгар дня. Солнечные лучи пробивались через плотную ткань, окрашивая стены и пол позолотой. Она ненавидела солнце, но переборола себя и отодвинула занавесь.

Свет ударил в глаза, ослепив. Дейдра отшатнулась, инстинктивно прикрыв лицо ладонями. Она ничего не видела, лишь чувствовала жжение на коже. Солнце нещадно припекало, но приятный ветерок остужал кожу. Ей показалось, он прилетел с севера. Нет, она была в этом уверена. Столь восхитительно прохладный ветер мог быть только северным. Она вдохнула его полной грудью, ноздри расширились, захватывая побольше воздуха. Чудилось, пахнуло студеным утром, сугробами и льдом. Увидеть бы снег еще хоть раз! Зачерпнуть ладонями, почувствовать его вкус на языке.

Дейдра шагнула ближе к окну. Теперь она вся была на солнце, беззащитная перед его лучами. Не поднимая век, она расправила руки, как представляла не раз. Нащупала пальцами ног край подоконника. Окна были высокие — от пола до потолка. Не окно, а полноценная дверь, ведущая в никуда.

Что-то со звоном упало, но она не повернулась на звук. Игнорируя инстинкт самосохранения, Дейдра подавалась вперед. Но вместо ожидаемого короткого полета вниз ее отбросило назад — в прохладу комнаты.

* * *

Валум был недоволен. Джеймс догадался по складке между бровей. Выходя из покоев пленницы, он комкал в руке листок бумаги. Похоже, известия были неприятными.

— Будь особо внимателен, — сказал первый магистр. — В ближайшее время она будет не подарок.

Он ушел, громко топая по каменному полу. Эхо вторило его шагам, напоминая удары гонга.

Джеймс решил попытать счастье и уговорить пленницу поесть. Захватив поднос с фруктами, которые, по его мнению, любят все девушки, он вошел в комнату.

Поднос выскользнул из пальцев и со звоном упал на пол. Фрукты покатились по полу разноцветными шарами. Девушка, за жизнь которой он отвечал головой, стояла в оконном проеме. Еще секунда и прыгнет.

Джеймс кинулся к ней. В последний миг схватил за талию и дернул назад. Под ногу некстати попало яблоко, Джеймс потерял равновесие, и они вдвоем повалились на пол.

— Пусти меня! — она быстро оправилась от шока и забилась в его руках.

— С удовольствием, — он оттолкнул от себя девушку. Прикасаться к ней было все равно, что сугроб обнимать. Но и волнительно — никогда еще он не был так близок с женщиной. Деревенские девушки не подпускали его к себе. В столице же ему было не до того, да и стеснялся он заговаривать с противоположным полом.

Джеймс вскочил на ноги и задернул занавесь. В комнате снова воцарился полумрак.

Девушка сидела на полу и смотрела на него снизу вверх взглядом полным ярости. На мгновение он пожалел, что вмешался. Пусть бы прыгала, злющая бестия.

— Если думаешь, что остановил меня, то ошибаешься, — она поднялась и оправила платье.

— Я прикажу заколотить окна, — сказал Джеймс. — Сегодня же.

— Найдутся другие способы достойно уйти из жизни.

— В самоубийстве нет ничего достойного.

— Так полагают теплокровные. Мой народ иначе воспринимает смерть. Для своих я уже мертва. Мне нет пути назад. Стоит ли цепляться за такую жизнь?

Она выглядела расстроенной. Письмо, которое Валум гневно смял, огорчило не его одного.

— Не знаю, что тебя опечалило, но оно не стоит твоей жизни, — произнес он.

— Отец назвал меня предательницей и трусихой. Смыть позор в силах только моя кровь. Он просит меня не противиться судьбе и умереть с честью. Как я могу ему отказать?

— Отец не любит тебя? — поразился Джеймс. — Разве он не обрадовался, услышав, что ты жива? И как же твоя мать?

— Будь мама жива, она бы подписалась под письмом. Ты не понимаешь наших законов, — покачала она головой. — Для нас смерть не наказание, а путь домой. Живи так, будто ты уже умер — наш девиз. Для морейца честь погибнуть на поле боя, а плен равносилен гибели. Тех, кто сдался или был захвачен насильно, не принимают назад. Они показали свою слабость. Истинный воин не может быть слабым, он никогда не попадет в плен, у него хватит сил убить врага или погибнуть самому, сражаясь. Я больше не воин. А значит и не морейка.

— Ты можешь стать человеком. Это не так уж плохо.

— Каким образом?

— Просто живи. Здесь и сейчас. Забудь о словах отца. Возможно, ты никогда его не увидишь. Так стоит ли о нем волноваться?