Внезапно в проход заскочил человек и бросился бежать в мою сторону.
— И здесь тоже тупик!, — закричал он, развернулся и со всех ног пустился обратно.— Мы все умрём!
Факелом я не запасся, зато имел острое желание сжать в руке цилиндр со взрывчаткой. В какой-то момент возникло опасение, что пройти будет сложно, но эта секундная слабость тут же растворилась под напором другого чувства. Вмиг страха не стало, со мной была лишь искрящаяся, ничем не затенённая ярость. Возникшее не на пустом месте чувство стало и целью, и средством для её достижения. В таком состоянии вербальное мышление отключилось само, и дальше меня вело желание действовать. Я преодолел расстояние до выхода в спринтерском темпе и, оказавшись в знакомом коридоре, погрузился в настоящий хаос.
Вокруг беспорядочно сновали люди. Их было очень много, никогда ещё, наверное, не собиралось в одном месте столько жителей пещер одновременно. Я словно окунулся в свои детские воспоминания и теперь взирал на происходящее со странным ощущением уже виденного. С той лишь разницей, что сейчас меня никто не держал на руках. Крики людей, не особо заботившихся о том, чтобы быть услышанными, подхватывало эхо и делало звуки совсем неразличимыми. Мало-помалу я приспособился и стал различать отдельные слова, которые не смогли бы дать целостное представление, если бы не повторённое несколько раз слово "бандиты".
Среди мечущихся вокруг людей мелькнуло знакомое лицо. Протянув руку, я рывком остановил человека и, не здороваясь, спросил:
— Что здесь происходит?
— Ты только что на свет появился, Берхард? Подъёмник захвачен какими-то проходимцами! Настоящая бандитская шайка. Они держат там круговую оборону и поднимают сюда всё новых и новых головорезов. Нас уже оттеснили от резервного выхода и постепенно выдавливают в сторону водопада.
Проходивший мимо нас мужчина с окровавленной повязкой на плече остановился и сказал:
— Нас попросту перебьют, как цыплят. Они стреляют из луков во всех без разбора, включая детей. Пленных не берут.
— Родителей моих не видели?, — спросил я, но оба собеседника ответили отрицательно.
Мне не верилось, что отец сдастся без борьбы и пустится наутёк. Значит, искать его следовало среди тех, кто ещё пытался сдерживать напор захватчиков. Определив, с какой стороны движется больше всего народа, я устремился туда, интенсивно работая локтями. Меня оскорбили, толкнули и прокляли столько раз, что, наверное, хватило бы и на пару жизней, но своего я добился, выйдя в тыл отряду защитников пещер.
Горстка людей заняла позицию в небольшой каверне, своеобразном перекрёстке, в котором сходились пути, по которым можно было попасть в любой конец пещерного поселения. Против луков защитники смогли выставить сделанные из подручных материалов пращи, что, конечно же, никак не могло уравнять их силы с нападавшими. Мне в детстве доводилось метать камни из пращи, но никогда не удавалось добиться в этом деле сколько-нибудь значимого успеха. Похоже, что мастерство оборонявшихся обитателей пещер было сродни моему, потому что большая часть их камней летела куда попало.
То один из защищавшихся, то другой, выскакивал из-за угла с раскрученной над головой пращой и пытался послать камень в противоположный конец прохода, ведущего к жилым пещерам. Оттуда летели стрелы. Длинные, тяжёлые, с чёрным оперением, незаметные во время полёта по плохо освещённому проходу, они возникали словно бы ниоткуда. Те стрелы, что не находили жертв, высекали каменную крошку из стены напротив выхода из коридора и падали на пол. Там их скопилось уже на пару больших охапок, а стрелы все летели из тёмного зева прохода, и начинало казаться, что запасы нападавших бесконечны.
— Берхард!, — окликнули меня из бокового ответвления. — Сюда!
В том коридоре вдоль стен лежали раненные. Несколько женщин оказывали помощь тем, кому она ещё могла понадобиться. Раненым, которым удавалось извлечь застрявшие в теле стрелы, накладывали тугие повязки, чтобы уменьшить кровопотерю. Здесь всё вокруг было пропитано болью и кровью. Боль заставляла раненых стонать, скрежетать зубами и кричать в голос, когда из тел вытаскивали наконечники стрел. Фонтанчики крови из разорванных острыми наконечниками артерий оставляли брызги на стенах и потолке, пропитывали бинты и одежду тех, кого лечили и тех, кто лечил.
— Несносный мальчишка, — проворчала перепачканная кровью женщина, едва взглянув на меня. — Где ты был всё это время? Твои родители не знали, что и думать, когда ты пропал! Ступай по левому проходу, там найдёшь свою мать.
— Спасибо, — пробормотал я, вспомнив, наконец, где видел эту сердитую женщину. Это была портниха, шившая одежду многим нашим знакомым и мне в том числе. Теперь она занималась тем, что штопала раны.
Мама сидела на полу спиной к выходу и сразу же обернулась, как только я отдёрнул полог, занавешивавший грот. Я с облегчением вздохнул, когда увидел, что она жива и невредима. Сразу же захотел задать вопрос о том, где сейчас находится отец, но спрашивать не пришлось. Он лежал на ворохе какого-то тряпья, постеленного прямо на каменный пол.