Союз «Волшебные штаны»

Кармен поглядела вниз, на ряды мурашек, от которых тонкие темные волоски на руке встали дыбом. Она не видела папу с Рождества. Рождество всегда было их временем. С тех пор как ей было семь лет и родители расстались, папа приезжал каждый год, селился в гостинице «Эмбасси-сьютс» во Френдшип-хайтс на четыре дня, и они проводили это время вместе. Ходили в кино, бегали на канал, возвращали в магазины дурацкие рождественские подарки, которые Кармен получала от тетушек – его сестер.

Иногда он навещал ее и в другое время – по вечерам, три-четыре раза за год, когда приезжал в Вашингтон по делам. Она знала, что он хватается за любой случай поехать в Вашингтон и окрестности. Ресторан, где они ужинали, всегда выбирала Кармен. Она старалась выбирать места, где ему бы понравилось. И всегда внимательно смотрела ему в лицо, когда он изучал меню, а потом – когда пробовал первый кусочек. Вкуса своей еды она почти не замечала.

Кармен услышала, как под брюхом самолета что-то заскрежетало. То ли отваливался двигатель, то ли выдвигались шасси перед посадкой. Было пасмурно – не разглядеть, далеко ли до земли. Кармен прижалась лбом к холодному пластиковому окну. Прищурилась, высматривая просвет между облаками. Ей хотелось увидеть океан. Хотелось понять, где тут север. Хотелось окинуть мир взглядом с высоты, пока они не сели.

– Пожалуйста, поднимите и закрепите столик, – прощебетала стюардесса, обращаясь к соседу Кармен в кресле у прохода, а потом забрала у Кармен поднос из-под еды.

Сосед Кармен был мужчина крупный, почти лысый, и его портфель из кожзаменителя постоянно впивался Кармен в ногу. Вот Бриджет в самолетах всегда сидела рядом с симпатичными студентами, которые перед посадкой просили у нее телефончик. А Кармен всегда доставалось среднее место между дядьками с толстыми пальцами, перстнями и отчетами о продажах.

– Просим экипаж занять свои места, – сказал капитан по громкой связи.

Кармен ощутила холодок в груди. Она поставила ноги ровно, упершись в пол. Перекрестилась – так всегда делала мама на взлете и при посадке. При этом Кармен чувствовала себя немного мошенницей, но едва ли это был подходящий момент, чтобы искоренять в себе суеве- рия.

Тибби!

Ты всегда со мной, даже когда тебя нет рядом. Поездка складывается чудесно – за исключением того, что мы с тобой в разлуке и я знаю, как тебе там тоскливо одной. Я это знаю, и поэтому мне стыдно быть счастливой. Без вас мне как-то не по себе. Поскольку тебя здесь нет и некому быть Тибби, я иногда веду себя немножко по-тиббовски, но у меня получается плохо, не то что у тебя.

Обнимаю-целую бессчетное множество раз,

Карма

Разве можно заставить себя полюбить кого-то?

Разве можно заставить себя быть любимой?

Лина Калигарис

Первое, что бросилось ей в глаза, – входная дверь. Она была выкрашена сияющей желтой краской – цвета яичного желтка в идеально поджаренной глазунье. Весь остальной фасад был ярчайшего из всех возможных оттенков голубого. Кто только придумал такую голубизну? Лина запрокинула голову к безоблачному полуденному небу. Ой.

Если бы кто-то выкрасил дом в такие цвета в Бетеcде, все решили бы, что он наркоман. Соседи заявили бы на него в полицию. Пришли бы ночью с баллончиками краски и перекрасили бы дом в бежевый. А здесь на фоне беленых стен повсюду сверкали пятна цвета.

– Лина, иди уже! – простонала Эффи и пнула ее чемодан.

– Добьё пожаловать, девочки, добьё пожаловать домой! – Бабушка захлопала в ладоши.

Дедушка сунул ключ в замок и распахнул дверь цвета солнца.

Сдвиг часовых поясов, солнце и пара незнакомых стариков – от всего этого у Лины возникло ощущение, будто она под кайфом и ее глючит – гипотетически, само собой. На самом деле ее никогда не глючило, если не считать того раза, когда она отравилась креветками в «Пекинском саду».

Лина от усталости слегка отупела, зато Эффи с недосыпа стала попросту вредной. Лина всегда предоставляла младшей сестре светскую болтовню, но Эффи от вредности отказалась даже щебетать. Поэтому поездка из крошечного аэропорта на острове до дома прошла почти в полном молчании.

Бабушка постоянно поворачивалась к ним с переднего сиденья старенького «фиата» и говорила:

– Как же вы выросли, девочки! Ах, Лина, до чего же ты стала красавица!

Лина всерьез мечтала, чтобы бабушка перестала это повторять, поскольку это ее раздражало – и к тому же как это воспримет Эффи, когда у нее и без того вредное настроение?