52 Wojciech Materski. Na widecie. II Rzeczpospolita wobec Sowietуw 1918–1945 (Варшава, 2005), с. 511–519; Также: Вейцзеккер в Diplogerma, Bln, 10 января 1939, PAAA, Botschaft Moskau, 520, с. 225477. См. также: Pagel. Polen und die Sowjetunion, с. 187–191; и Paul K. Schmidt. Ribbentrops Reise nach Warschau. Ende Januar 1939. PAAA, Schmidt Nachlass, c. 15. Шмидт, один из сотрудников Риббентропа, считал, что Бек пытался использовать советские связи, чтобы усилить независимую позицию Польши против ее сильных соседей.
53 Гржибовский – Беку, Москва, 29 ноября 1938. Корнат, ред., PDD 1938, с. 801.
54 Улица, где находилcя МИД Польши.
55 Генрик Сокольницкий–Беку, Хельсинки, 12 января 1939. Станислав Зерко, ред., Polskie dokumenty diplomatyczne 1939 (Варшава, 2005), т. I, с. 20. Обсуждался ли в Париже отчет Кулондра о замечаниях Потемкина прошлой осенью? Если да, то возможно, что генерал получил эту информацию таким путем.
56 О германском отчете см.: Мартин Шлип – посольству в Москве (передавая часть письма Блюхера Грюндгерру, Берлин, 22 мая 1939), 6 июня 1939, PAAA, Botschaft Moskau, 520, с. 225300.
57 О склонности Сталина приписывать свои мысли другим: Robert Tucker. Stalin in Power. The Revolution from Above, 1928–1941 (Нью-Йорк, 1992), с. 592, 597.
58 О поисках нацистами связей с Польшей и о германских переговорах с Польшей: Żerko. Stosunki, c. 33–176, в нескольких местах.
59 Сталин о неумелом фюрере: Tucker. Stalin in Power, p. 597–598. Другой пример: Georgii Dimitrov. Tagebücher, v. I (Berlin, 2000), p. 273 (entry of Sept. 7, 1939).
Александр Пронин СОВЕТСКО-ПОЛЬСКИЕ СОБЫТИЯ 1939 г.
Советско-польская война 1920 г. Версальский мирный договор и германо-советские отношения в 1922–1933 гг.
Правда истории не подлежит корректировке. Если, конечно, за правду не выдавалась ложь. Ныне мало у кого вызывает сомнение тот факт, что разгром Польши был осуществлен нацистской Германией при деятельной поддержке Сталина. Это означало, что два величайших тоталитарных государства в мире стали партнерами. Советское руководство было согласно с войной, чтобы поживиться частью ее плодов.
Глава советского правительства и одновременно народный комиссар иностранных дел В. М. Молотов, выступая на сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г., неоднократно подчеркивал прочность «новых» отношений между СССР и Германией. В одном случае он говорил о том, что «на смену вражде… пришло сближение и установление дружественных отношений между СССР и Германией», в другом – о наступлении «последнего решительного поворота в политических отношениях между Советским Союзом и Германией…», в третьем – о том, что «новые советско-германские отношения построены на прочной базе взаимных интересов»1.
Предвосхищая и как бы подготавливая сталинское определение новых советско-германских отношений как «дружбы, скрепленной кровью»2, Молотов превозносил «общую» (Германии и СССР) победу над Польшей, для чего, по его выражению, «оказалось достаточно короткого удара по Польше со стороны германской армии, а затем – Красной армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора»3.
Таким образом, истоки той «дружбы», которую провозгласил подписанный 28 сентября 1939 г. договор о дружбе и границе между СССР и Германией (в ст. 4 данного договора стороны согласились рассматривать осуществленное ими территориально-политическое переустройство в Польше как «надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами»4), берут свое начало в давнем недовольстве, испытываемом Германией и Советской Россией в связи с Версальским послевоенным устройством 1919 г. Это было признано В. М. Молотовым в упомянутом докладе от 31 октября 1939 г.
Не случайно уже после Второй мировой войны, в конце ноября 1945 г., утвержденный советской делегацией на Нюрнбергском процессе перечень не подлежавших обсуждению на нем вопросов, составленный по инициативе делегаций от США и Великобритании с целью воспрепятствовать встречным обвинениям защиты против правительств стран антигитлеровской коалиции, пунктом первым предусматривал запрет обсуждению отношения СССР к Версальскому миру, а пунктом девятым – вопроса советско-польских отношений5.
Дело в том, что в соответствии со ст. 87–93 Версальского договора6 Польша наделялась особой, ключевой функцией. По оценке доктора исторических наук Ю. Л. Дьякова и кандидата исторических наук Т. С. Бушуевой, она была превращена в своего рода опорный пункт как французской, так и всей «англосаксонской» системы Версаля и не только должна была «сторожить» Германию на востоке, но и препятствовать прорыву Советской России в Центральную Европу7. Об этом же писал в книге «Германия между Востоком и Западом» немецкий генерал фон Сект8.