Союз звезды со свастикой

Текст пакта был до предела лаконичен и насчитывал всего семь статей[459]. По мнению М.И. Семиряги, это был типичный договор о ненападении или нейтралитете, составленный в классическом стиле[460]. Доктор исторических наук М.И. Семиряга и доктор юридических наук Р.А. Мюллерсон[461] отмечают, что подобные договоры заключались в прошлом и с другими странами как Германией, так и СССР. В сообщении Комиссии Съезда народных депутатов СССР по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г.[462] говорилось, что сам по себе договор с юридической точки зрения не выходил за рамки принятых в то время соглашений, не нарушал внутреннего законодательства и международных обязательств СССР. В п. 3 постановления Съезда, утвердившего выводы Комиссии, отмечалось, что содержание этого договора не расходилось с нормами международного права и договорной практикой государств, принятыми для подобного рода урегулирований[463].

С утверждением, что советско-германский договор о ненападении не нарушал международных обязательств СССР, имея в виду анализ ст. IV пакта, не представляется возможным согласиться, ибо названная статья обесценила франко-советский договор о взаимопомощи от 2 мая 1935 г., равно как и ряд других международно-правовых соглашений СССР, о чем подробнее будет сказано ниже.

Также нельзя согласиться и с утверждением, что содержание данного пакта не расходилось с договорной практикой СССР. Подавляющее большинство заключенных СССР пактов о ненападении (ч. 2 ст. 2 советско-финляндского договора о ненападении и о мирном улаживании конфликтов от 21 января 1932 г.[464], ч. 2 ст. 2 польско-советского пакта от 25 июля 1932 г.[465], ч. 2 ст. 2 пакта о ненападении между СССР и Францией от 29 ноября 1932 г.[466], ч. 1 ст. 6 советско-латвийского договора от 5 февраля 1932 г.[467], ч. 2 ст. 6 договора о ненападении и о мирном улаживании конфликтов между Союзом ССР и Эстонией от 4 мая 1932 г.[468]) содержали положения об автоматическом расторжении пакта в момент начала агрессии другой стороной против третьего государства, т. е. обязательства по договору увязывались с миролюбивым образом действий партнера. Такое положение было включено даже в договор о дружбе (!), ненападении и нейтралитете между Союзом ССР и фашистской Италией от 2 сентября 1933 г.[469] (ч. 2 ст. 2). В советско-германском договоре о ненападении от 23 августа

1939 г. названное положение отсутствовало. Не было его и в переданном В.М. Молотовым 19 августа 1939 г. на рассмотрение германской стороны советском проекте договора[470]. В ситуации, в какой вырабатывались в августе 1939 г. советско-германские соглашения, данная оговорка не имела смысла: обе стороны отчетливо сознавали, что заключенный ими договор о ненападении означал германо-советскую агрессию против Польши. Поэтому неубедительна и свидетельствует скорее об истинных намерениях советского правительства, вопреки провозглашаемым (В.М. Молотов утверждал, что советско-германский договор «будет способствовать делу мира в Европе»[471]), сделанная 31 августа 1939 г.