Союз звезды со свастикой

В статье 1 договора устанавливалась граница между «государственными интересами» обеих стран на территории «бывшего Польского государства». Согласно названной статье, более подробно эта линия подлежала описанию в дополнительном протоколе, каковой и был подписан 4 октября 1939 г. В.М. Молотовым и послом Шуленбургом, действовавшим от имени имперского правительства[608]. Как и сам договор о дружбе и границе, во исполнение ст. 1 которого правительства двух стран подписали названный протокол, последний был ратифицирован и Президиумом Верховного Совета СССР, и рейхстагом Германии 19 октября 1939 г., а 14 декабря в Берлине стороны обменялись ратификационными грамотами.

В статье 2 договора о дружбе и границе отмечалось, что обе стороны признают установленную в ст. 1 границу обоюдных государственных интересов окончательной и устраняют всякое вмешательство третьих держав в это решение, причем необходимое государственное переустройство стороны производят каждая в своей зоне (ст. 3). Наконец, договаривающиеся стороны пришли к выводу, что такое переустройство станет надежным фундаментом для дальнейшего развития дружественных отношений между их народами (ст. 4).

У политического обозревателя «Известий» В. Матвеева при анализе действий советского руководства в сентябре 1939 г. возникает ряд вопросов: «Зачем нужно было связывать нашу страну обязательствами «дружбы» с нацистской Германией? Зачем потребовалось объявлять об «искусственности» польской государственности?»[609] (Речь Гитлера от 6 октября 1939 г. в рейхстаге, где глава Рейха вновь подчеркнул «нежизнеспособность Польского государства», созданного, по его словам, «на костях и крови немцев и русских», без всякого учета исторических и этнографических условий, опять же, без комментариев была воспроизведена советской печатью[610].) Очевидно, что здесь нашло свое выражение давнее недовольство советской стороной Версальским мирным договором и Рижским миром 1921 г., а также память о неоднократно произносившихся в 1922–1933 гг. Германией и Советским Союзом взаимных заверениях в дружбе, главной основой которой являлось наличие общего врага — Польши. Не случайно в беседе с советским военным атташе в Германии генералом Пуркаевым, состоявшейся 5 сентября 1939 г., главнокомандующий сухопутных сил Германского государства Браухич напомнил первому о своей реплике, произнесенной в адрес одного высшего командира РККА в 1931 г. на военных маневрах: «Надеюсь в ближайшем будущем встретиться в Варшаве». Это напоминание было воспринято Пуркаевым как выражение уверенности в силах Красной и немецкой армий, которым несколькими днями позже предстояло совместно «навести порядок» в Польше[611].

Обменяв Люблинское воеводство и части Варшавского воеводства на территорию Литовского государства[612] и подписав в тот же день с Германией договор о дружбе и границе, советское правительство в основном ограничилось присоединением к СССР славянских «братских народов» — украинцев и белорусов, проживавших на польской территории «чужаками». Однако вопреки устоявшемуся мнению[613], линия советско-германской границы отнюдь не повторяла линии Керзона, выработанной в 1919 г. Верховным советом союзных и объединившихся держав в качестве советско-польской границы. К такому выводу позволяет прийти элементарное сравнение линии, нанесенной на прилагавшуюся к договору о дружбе и границе карту, с линией, изложенной в ноте от 12 июля 1920 г. британским министром иностранных дел Керзоном[614]. Подтверждение этому факту содержится и в Заявлении от 11 января 1944 г. о советско-польских отношениях, сделанном советским правительством, где говорилось, что «восточные границы Польши могут быть установлены по соглашению с Советским Союзом. Советское правительство не считает неизменными границы 1939 г. В эти границы могут быть внесены исправления в пользу Польши в том направлении, чтобы районы, в которых преобладает польское население, были переданы Польше. В этом случае советско-польская граница могла бы пройти примерно по так называемой линии Керзона»[615]. В послании И.В. Сталина от 4 февраля 1944 г. на имя премьер-министра Великобритании У. Черчилля, посвященном польскому вопросу, вновь было повторено, что «мы… не считаем границу 1939 г. неизменной и согласились на линию Керзона (помимо вышепроцитированного Заявления советского правительства, Сталиным имелась в виду принципиальная договоренность о послевоенных границах Польши, достигнутая ранее на Тегеранской конференции глав союзных держав. — А. П.), пойдя тем самым на весьма большие уступки полякам»[616].