Эти бессмысленные страхи наших французских друзей нашли охотных слушателей в Париже. Генерал Нокс уже произвел некоторый отбор среди офицеров и дела шли полным ходом, как вдруг телеграмма из Парижа от Союзного Совета свела к нулю всю его работу. Его распоряжения были отменены и ему предписали ничего не делать, пока не будет назначен французский главнокомандующий, имя которого собирались указать позднее.
Благодаря этому ни на что не похожему союзному вмешательству, хорошо продуманная схема реорганизации армии висела в воздухе четыре самых драгоценных месяца для России. Пока прибыл генерал Жанен, время было упущено, и все дело было изъято из рук союзников.
Положение России в это время было таким, что даже четырехдневная отсрочка могла стать фатальной, и если ничего не было бы сделано за эти четыре месяца, мы были бы выгнаны из страны.
Находя, что взаимное соперничество союзников настолько велико, что делает бессильными все их старания, сначала генерал Болдырев, а потом его преемник, верховный правитель, начали самостоятельно организовывать армии для защиты народа и его владений. Эти армии были плохо экипированы, плохо дисциплинированы-вовсе не тот сорт армии, который возник бы, если позволили бы осуществиться планам генерала Нокса,- но они выполнили свой долг, взяли Пермь и довели свою численность до 200.000 человек, прежде чем появился на сцене генерал Жанен.
Когда генерал Жанен заявился к верховному правителю с приказом Союзного Совета принять командование над всеми союзными и русскими силами в Сибири, его ждал прямой отказ со стороны Омского правительства.
Со мной советовались по этому вопросу и я поэтому могу привести соображения Омского правительства на этот счет. Позиция его была очень проста: «Если бы генерал Нокс, или какой нибудь другой союзный генерал, организовал, содержал и экипировал новую русскую армию, естественно он имел бы
наблюдение над нею до того времени, когда русское правительство, окончательно окрепнув, могло бы взять на себя ответственность. Французы не позволили сделать это и мы сами принялись поэтому за выполнение этого долга. Сформировав нашу собственную армию в своей стране, мы должны поставить во главе командования ею нерусского офицера. Это неслыханное требование нарушило бы влияние и достоинство русского правительства и унизило бы его в глазах народа».
С этой позиции Омское правительство никогда не отступало, тогда как союзные препирательства поставили генерала Жанена, способного и превосходного офицера, в неособенно почетное положение.
Болдырев, как я уже отметил, находился на уфимском фронте, когда Колчак принял верховную власть. Он пребывал там в совещаниях с Чешским Национальным Советом и с членами бывшего Учредительного Собрания около пяти или шести дней, ни одним словом не выражая своих намерений. Это было критическим положением для Колчака, который не знал, что он делает или намеревается делать. Горячие головы советовали действовать немедленно, но я рекомендовал благоразумие-Основной канвы болдыревских совещаний мы не знали, но нам было известно следующее: генерал Дутов, командовавший русскими армиями к югу от Уфы, получил оттуда некоторые предложения, но, отвечая на них, советовал осторожность, так как-де ему известно из бесспорного источника, что за спиной Колчака стоят англичане. Это известие, мне рассказывали, свалилось, как разорвавшаяся бомба, на уфимских конспираторов, и вскоре после этого генерал Болдырев вернулся в Омск. Здесь он беседовал с Колчаком, как с верховным правителем, и дал удовлетворительные объяснения насчет своего отсутствия. Ему был предложен пост, от которого он отказался, мотивируя тем, что хочет оставить страну, так как не верит, чтобы диктатура могла бы вывести Россию из ее затруднений. Он получил отставку, и так закончилось свидание между этими двумя людьми, встретившимися в Петропавловске за несколько дней перед тем.
Несколько дней спустя японский представитель в Омске потребовал, чтобы ему объяснили, принужден ли генерал Болды
рев покинуть страну или же уезжает добровольно. На это было отвечено самым определенным образом, в соответствии с фактами. В той же ноте японцы просили сообщить им, были ли британцы в том поезде и в той охране, которые везли изгнанных социалистов-революцибнеров, членов Директории, в Чанг-Чун, на китайской границе. На этот вопрос был дан ответ не.столь определенный, но интерес Японии к этим людям показывает, как сильно coup d'?tat расстроил ее планы относительно оккупации Урала.