После завтрака я оставил адмирала у генералов и отправился немного побродить по этому разбросанному, покрытому снегом городу, будучи твердо уверен, что отсюда мы едем на уфимский фронт. В 5 ч. пополудни меня уведомили, что совещания окончены и что есть неотложные причины для нашего непосредственного возвращения в Омск. Я ничего не ответил на это, так как со своей стороны более не нуждался в осмотре армии, скверно питающейся, плохо одетой, но продолжающей борьбу за спасение государства при этих невыносимых условиях. Мы отправились в обратный путь и около И ч. утра на следующий день прибыли в Петропавловск. Здесь станционный комендант уведомил нас, что генерал Болдырев хотел, чтобы мы дождались
) Генерал Сыровой, главнокомандующий чешскими армиями.
(Прим. перев.)
его поезда, так как ему очень важно переговорить с военным министром. Это было первое сообщение о том, что генерал Болдырев покинул Омск и находится на пути для посещения уфимского фронта. Адмирал пригласил меня в свой вагон, обрисовал критическое положение в Омске, но не мог понять внезапного решения главнокомандующего покинуть Омск и искать с ним встречи Вчпути. У меня были подозрения, что обе правительственные группы схватились друг с другом и что одна решила покончить с другой; что адмирал КолчАк должен будет определить свои отношения к этим группам и что, быть может, его жизнь, а также жизнь его британского эскорта будет зависеть от его ответа. Болдырев и Омск не знали ничего о наличии британского эскорта или об его численности, и если им было известно наше совместное появление на торжествах в Екатеринбурге, то не существовало никакого предварительного решения о том, что мы будем сопровождать адмирала в Челябинск. Это было решено только накануне. Во время революции вы никогда не можете чувствовать себя в полной безопасности, и поэтому я приказал своим людям зарядить ружья и быть готовыми к"действию каждую минуту, если это окажется необходимым. Отданы были также приказы патрулю на платформе не позволять публике, ни военной, ни гражданской, собираться около поездов; двум солдатам, приставленным к адмиралу, было приказано ни в коем случае не выпускать его из виду, сопровождая его и давая мне об этом знать. Двое солдат стали охраной у вагона генерала Болдырева. Увидев лица спутников генерала, я понял, что мои приготовления были более, чем необходимы. Когда поезд гене* рала вошел на станцию и адмирал Колчак вошел в вагон Болдырева, было ровно полдень 16 ноября 1918 г. Я попросил моего слугу, Мурмана, «зафиксировать» два поезда, так как чувствовал, что это свидание полно крупных событий для России. Во время фотографирования какой-то рабочий, возвратившийся эмигрант, заговорил с Мурманом на хорошем английском языке. Он спросил, кто все эти офицеры и о чем все они говорят, и когда мой слуга ответил ему, что он не знает, эмигрант сказал: «Все это, конечно, хорошо, если только они не собираются восстановить старого режима; но если таковы их намерения, я могу сказать им, что Россия никогда не согласится снова жить при старом режиме».
Я подумал и думаю теперь, что в словах этого рабочего мне слышался подлинный голос России. Переговоры между адмиралом и генералом прервались в 5 ч. вечера; таким образом, они продолжались пять часов.