Союзник

Это было справедливо. Ни Зина, ни тем более маленькие Олеся и Егор не были посвящены в планы своего отца. Лесков и Вайнштейн несколько раз упоминали об этом на суде, и Волков прислушался к их словам. В итоге Зину отпустили домой и даже позволили ей сегодня попрощаться с супругом перед казнью. Это обещание отпечаталось в памяти Виталия, как клеймо, однако все остальные слова как будто прошли мимо него. Он с трудом помнил, что говорил на суде, как пересказывал последовательность своих действий и как перечислял имена своих сообщников. Его голос звучал, как будто издалека, словно он находился под толщей воды. Он даже не помнил лица своей жены. В голове пульсировала только одна единственная мысль — рассказать всю правду. Подробно, до самых мелочей.

«Интересно, что Зина скажет детям? Приведет ли их ко мне попрощаться?» — подумал Виталий. При мысли о дочери и сыне на его глаза навернулись слезы. Он пошел на это преступление только ради них. «Процветающие» все равно убьют всех

— это лишь вопрос времени. А так они хотя бы оставят в живых его семью. Быть может, новый мир даже станет лучше прежнего. Больше не будет неравенства. Не останется стран, религий, разделения общества на классы. Все станут процветающими, и его дети тоже будут счастливы.

Мысли Румянцева снова вернулись к жене. Что она скажет Олесе и Егору по поводу казни их отца? Просить Зину солгать им о его смерти было как минимум глупо

— люди не будут так милосердны, чтобы скрывать от них правду. Всё расскажут, причем в самых черных тонах. Бедная Зина… Первое время ей придется ой как тяжело. Но она сильная, не сломается. Она должна утешать себя тем, что однажды война закончится, и механические солдаты «Процветающих», истребив всех, оставят в живых ее и двух ребятишек, которые только начинают свой путь. А, когда Олеся и Егорка вырастут, они поймут, что их отец — не подлец и не трус, коим его попытаются выставить здешние обитатели, а тот, кто пожертвовал собой во благо своей семьи. Быть может, его дети однажды даже назовут его героем…

Тем временем, если подняться на несколько этажей выше, то можно было увидеть Лескова, сидящим в кресле своего кабинета. В кресле напротив разместился нынешний лидер Спасской, Волков, в двух соседних — Вайнштейн и Бехтерев. Нельзя было сказать, что этим четверым было уютно. Альберт изо всех сил пытался абстрагироваться от происходящего снаружи, но волны чужой ненависти постепенно добирались и до него. Он буквально кожей чувствовал эмоции людей, которых так жестоко обманули несколько предателей. Что касается Ивана, то он попросту не любил подобного рода собрания. Ему никогда не нравилось вести пафосные переговоры, поэтому сейчас он чувствовал себя не в своей тарелке. То и дело он начинал барабанить пальцами по подлокотнику кресла, словно от этого время могло пройти быстрее. В свою очередь Волков в который раз предпринял попытку отговорить Дмитрия от выступления перед народом. Прежде Лесков избегал этой «почетной миссии», но сейчас он буквально настаивал на своем.

— Говорю же, неподходящее сейчас время…, - перебил Дмитрия Волков, когда тот снова начал повторять свои аргументы. — Народ и так на взводе, не хватало еще и этого ублюдка упоминать!

— Как раз сейчас и нужно упоминать, — ответил Дмитрий. — До сих пор именно его считали виновным в уничтожении Адмиралтейской. И, так как обнаружились настоящие предатели, нужно напомнить людям о том, что кто-то до сих пор сидит из- за них за решеткой.

— Не только из-за них! Этот тип прокрался на нашу станцию и угрожал нашей безопасности.

— Прокрался, но, заметьте, мы сами привели его с поверхности.

— Если ты забыл, я напомню: он пришел, чтобы убить тебя!

— А вот это уже моя забота. К тому же…, - Дмитрий откинулся на спинку кресла и усмехнулся, — люди вряд ли бы сильно переживали, если бы он наконец-то убил «процветающего». А то и вовсе наградили бы его.

Волков невольно усмехнулся в ответ. В данном случае Лесков был прав — люди либо жалели, что Фостер не сумел выполнить заказ, либо злились, что наемник мог убить того, кого они должны были убить сами. Те, кто относились к Дмитрию лояльно, предпочитали молчать, чтобы избежать ненужной агрессии в свой адрес, либо, как в случае с Бехтеревым, с ними не хотели связываться.

— Я все равно считаю, что Фостер опасен, — теперь в разговор вмешался все это время молчавший Альберт. — Этому человеку нельзя доверять. Обвешайте его хоть сотней датчиков, он все равно найдет способ, как нам навредить.

— Ему больше нет смысла нам вредить, — ответил Дмитрий. — После того, что он натворил на континенте, путь ему туда заказан. Вы все видели, в каком состоянии его к нам доставили: зачем ему было так рисковать, чтобы до нас добраться? Я знаю, что он не лжет, говоря, что ему больше некуда идти. Если мы…

Дмитрий немедленно прервался, услышав стук в дверь.