Сохраняя веру (Аутодафе)

Потом двое членов хевра кадиша взялись за тело рава Луриа и подняли, а другие стали поливать его водой из специальных сосудов, создавая проточную струю. При этом они нараспев произносили: «Он чист. Он чист. Он чист».

После этого тело обернули в саван ручного шитья, поверх него — в молитвенное покрывало — талит. Голову надо было закрыть накидкой.

Но прежде было необходимо совершить еще один ритуал.

Руководитель похоронного общества обратился к доктору Коэну:

— Это должен сделать его сын.

— Мы связались с Дэнни, — ответил врач. — Он едет с Манхэттена. Не знаю только, сколько это у него займет. У нас мало времени. Но зато здесь присутствует ребе Саул, он тоже близкий родственник.

— Нет. — Распорядитель ритуала сделал царственный жест. — Это должен быть сын. Еще немного подождем.

Все стояли неподвижно. Кто-то читал молитву. Наконец в комнату робко вошел Дэниэл Луриа. Лицо у него было почти такое же белое, как у его умершего отца.

— Дэнни, — сказал дядя Саул. Он говорил шепотом, но голос его, как всегда, был на октаву ниже всех других мужских голосов. — Я рад, что ты пришел.

Вновь прибывший не мог вымолвить ни слова. Его глаза метались по комнате, полные неподдельного ужаса.

53 Дэниэл

То, что я испытывал, было намного сильнее страха. Это был своего рода смертельный ужас — готовность к обвинениям в его смерти, а более всего — страх увидеть тело моего отца.

Но больнее всего мне было сейчас от того, что поведала по телефону Дебора. Какая горькая ирония! Я ждал звонка с радостным известием, что отец согласился меня благословить и принять назад в свои объятия. А вместо того помертвелым от горя голосом сестра сообщила мне, что человек, чьей любви я жаждал всеми фибрами души, отверг меня даже в смерти.

Всю дорогу с Манхэттена — а мне казалось, такси едет бесконечно долго — я осмысливал случившееся. Я просто не мог поверить, что среди тех, кто был сейчас в комнате, где лежало тело моего отца, нашелся человек, санкционировавший мое присутствие.

И все же я был хоть и блудным, но единственным сыном покойного, и в таком качестве мне была отведена моя особая роль.

Старший группы ткнул в меня пальцем. Я заколебался. Он стоял у дальнего края стола, держа наготове газовую накидку, но мне казалось, я не вынесу вида отцовского лица. Я сделал несколько шагов, но заставить себя смотреть не мог.

Один из помощников выставил вперед сжатую в кулак руку, и я понял, что должен взять что-то из его ладони.

— Это священная земля — из Святой Земли. Ты должен посыпать ему на глаза. — Он пересыпал комочки земли в мои трясущиеся руки.

Много времени прошло, прежде чем я нашел в себе силы украдкой взглянуть на покойника.

К моему изумлению, на лице у отца было выражение доброты. Мне даже показалось, что он вот-вот улыбнется и станет таким, каким я запомнил его со времен своего далекого детства, когда он держал меня на коленях. Теперь со мной случилась другая странность: я не мог оторвать от него глаз. Я смотрел на Моисея Луриа, человека, которого я когда-то боготворил, любил и боялся, и испытывал неизъяснимую тоску.

Как же так, папа, думал я. Проснись, я же пришел тебя разбудить! Мне так много надо тебе объяснить, чтобы ты понял, почему я поступил так, а не иначе. И главное — чтобы простил меня. Я так этого хочу! Пожалуйста, не уходи так, не уноси в сердце ненависть ко мне!

Меня коснулась рука дяди Саула, и я пробудился от болезненного оцепенения.

— Пора, Дэнни, — ласково шепнул он. — Время не ждет.

Я посыпал землей закрытые веки отца и случайно коснулся рукой его лба.

Он оказался холодным, но не таким безжизненным, как я ожидал. Что, если он прочел мои мысли?

Старший тронул меня за плечо и немного оттеснил в сторону. Я усилием воли заставил себя отойти и встать рядом с дядей Саулом, а братья накрыли отцу лицо накидкой и переложили тело в простой сосновый гроб.

Они понесли этот ящик вниз по лестнице, а я в каком-то полугипнозе двинулся следом. Я видел, как мама с Деборой стараются протиснуться поближе в надежде бросить последний взгляд на своего мужа и отца.

Я пробрался через толпу людей и обнял мать и сестру. Дебора от горя лишилась слов, а мама тихонько попросила:

— Дэнни, скажи ему, что я всегда буду его любить.

И только когда я вышел из дома и двинулся за катафалком, до меня дошло все значение происшедшего. Вдоль погруженных в темноту улиц выстроилась бесконечная цепочка людей. Там были сотни, а может быть, и тысячи людей. Меня подтолкнули вперед, к голове процессии.

И эти люди были не только из Бней-Симха. Следом за катафалком мы двигались квартал за кварталам, и члены других религиозных общин почтительно стояли вдоль тротуаров, выражая глубокое уважение к заслугам покойного. Репутация моего отца как большого праведника далеко выходила за рамки нашей «территории».