Сохраняя веру (Аутодафе)

Я верю в пришествие Мессии,
Пускай Он не спешит,
Я все-таки жду Его.
Я верю, Он придет.

Когда я, потрясенный, шел домой, небо напоминало мне серый саван. Меня снова окружали рождественские огни. Но теперь мне представлялось, что это сияют шесть миллионов душ, растворенных в пространстве бессмертными частицами.

6 Тимоти

Жарким летним днем 1963 года четырнадцатилетний Тим, Эд Макги и неизменный заводила Джэред Фицпатрик проходили по вражеской территории — кварталу, прилегающему к церкви Святого Григория и служившему центром иудейской общины Бней-Симха.

Проходя мимо дома рава Моисея Луриа, Эд осклабился:

— Глядите-ка, здесь главный жид живет. Давайте позвоним ему в дверь или еще что-нибудь такое сделаем?

— Хорошая идея! — согласился Тим, но Фицпатрик засомневался:

— А что, если он откроет? Еще напустит на нас проклятье…

— Да ладно тебе, Фицци, — не унимался Макги. — Ты просто трусишь!

— Еще чего! — запротестовал тот. — Просто звонить в дверь — это ребячество. Может, придумаем что-нибудь поинтереснее?

— Например? — хмыкнул Эд. — У нас же нет гранаты!

— Может, камнем в окно запустим? — предложил Тим, показывая на стройплощадку в нескольких десятках метров ниже по улице. Рабочие уже закончили, оставив массу потенциальных снарядов на любой размер.

Фицци сгонял на стройку и принес булыжник величиной с бейсбольный мяч.

— Отлично! — воскликнул Эд. — И кто же станет первым питчером[5]? — Он уставился на Тима. — Я бы сам это сделал, но у меня еще немного болит рука после той драки с ниггерами. Ну, помнишь, в тот четверг?

Не дав Тиму возразить, Эд и Фицци избрали его на эту почетную роль.

— Давай же, не трусь, бросай!

Тим резко выхватил камень из рук Эда, размахнулся и запустил им в самое большое окно в доме раввина.

Раздался жуткий грохот. Тим обернулся — его приятелей уже и след простыл.

Три часа спустя в дверь Луриа позвонили.

Дебора, еще не оправившаяся от шока, открыла и обомлела при виде двоих посетителей. Она тут же пошла звать отца.

Когда вражеский снаряд обрушился на святыню его дома, рав Луриа был поглощен сложным отрывком какого-то комментария к Закону, так называемого мидраша.

С того самого момента он стоял недвижимо, уставив невидящие глаза в зияющую дыру между несколькими острыми осколками, все еще висящими на раме. В его сознании мелькали картины погромов и шагающих в затылок отрядов боевиков.

— Папа! — запыхавшись, окликнула Дебора. — Там полицейский пришел… И с ним мальчишка.

— А-а, — пробормотал отец. — Может, на этот раз мы добьемся хоть какой-то справедливости. Пригласи их в дом.

Они вошли.

— Добрый день, ваше преподобие, — поздоровался полицейский, сдергивая с головы фуражку. — Я офицер Делани. Простите за беспокойство, но я пришел по поводу вашего разбитого окна.

— Да, — строгим голосом отвечал раввин Луриа. — Окно у меня разбито.

— Ну, так вот виновник, — ответил полицейский, дернув парнишку за шиворот, как охотник, вынимающий из капкана пойманного зверька. — К своему стыду, должен сообщить, что Тим Хоган приходится мне племянником. Неблагодарный щенок! Мы взяли его к себе, когда бедняжка Маргарет заболела.

— А-а, — снова протянул рав Луриа, — так это сын Маргарет Хоган? Мне следовало и самому догадаться, глаза у него точь-в-точь как у матери.

— Вы знали мою мать? — вскинулся Тим.

— Мельком. Когда у меня умерла жена, Айзекс, председатель синагоги, нанял ее приходить время от времени в наш дом, чтобы содержать его в порядке.

— Тем более позор! — Такк глянул на Тима. — Ну, говори же. Скажи раввину, что я тебе велел.

Тимоти сморщился так, словно взял в рот горькую таблетку, и пробурчал:

— Я…

— Громче, парень! — прорычал полицейский. — Ты говоришь с духовным лицом!

— Я… Я больше не буду. Простите меня, ваше преподобие. — Тимоти набрался храбрости и выпалил заготовку: — Я полностью беру на себя ответственность за содеянное и обязуюсь возместить причиненный ущерб.

Рав Луриа с любопытством оглядел подростка, после чего сказал:

— Присядь, Тимоти.

Тим покорно примостился на край стула лицом к заваленному книгами столу раввина. Он с напряжением наблюдал за бородатым евреем, расхаживающим взад-вперед вдоль уставленных книгами стеллажей, заложив руки за спину.

— Тимоти, — медленно начал раввин, — ты можешь мне сказать, что подвигло тебя на столь недружественный поступок?

— Я… Я не знал, что это ваш дом, сэр.

— Но ты знал, что это дом еврея?

Тим опустил голову:

— Да, сэр.

— Ты питаешь какую-нибудь особую… враждебность к нашему народу?

— Я… это… некоторые мои друзья… Ну, то есть… нам говорили…

Это было все, что он мог сказать. Дядя уже начал покрываться испариной.

— А ты думаешь, тебе правильно говорили? — тихо спросил раввин. — Я хочу сказать: отличается ли этот дом чем-либо от тех, где живут твои друзья?

Тим быстро огляделся и чистосердечно ответил:

— Ну, разве что книг очень много…

— Так, — продолжал раввин. — А во всем остальном? Я или члены моей семьи — мы что, похожи на злых духов?

— Нет, сэр.