Зерно продолжало расти в цене и 19 июля стоило уже 1,57 доллара за бушель. Я купил еще шестьдесят контрактов. Пит еще раз пригласил меня на ленч. Я отказался.
Мой капитал все увеличивался.
Вечером 2 августа 1972 года я оказался держателем двухсот пятидесяти контрактов. Пшеница тянула уже 1,60 доллара за бушель, и я подумывал, не обналичить ли мне свои бумаги. Тут мне снова позвонила Ариэль. Она задыхалась от возбуждения.
— Продавай все картины! Можешь и обои продать, главное — купи столько зерна, сколько сможешь!
— Еще купить?! — Я не верил своим ушам.
— Да, да, мне это тоже кажется невероятным. Представляешь — Леонид с Чарли в соседней комнате хлещут водку, так что, я думаю, нас ожидают настоящие чудеса.
Я не стал трогать ее коллекцию живописи, но, как она и предсказывала, на следующий день зерно подскочило сразу на семь центов. Пит Макинтайр судорожно пытался уговорить меня забрать хотя бы часть прибыли. Теперь снижение цены всего на один пункт грозило мне многотысячными убытками. Но я был непреклонен. И даже увеличил свой портфель.
Спустя сутки пшеница, это янтарное золото, поднялась в цене еще на пять центов. Мои чистые активы уже не являлись фикцией. Теперь я действительно обладал состоянием более четверти миллиона баксов.
— Продавайте, Дэнни, продавайте! — кричал Макинтайр так, словно сидел на стадионе и болел за свою любимую команду «Нотр-Дам».
— Нет, Пит, — хладнокровно отвечал я, уже совершенно опьяненный сознанием собственной непогрешимости. — Теперь мы можем на маржу прикупить еще двести пятьдесят контрактов…
— Нет, Дэнни, не надо!
— Надо, Пит, надо!
Так продолжалось еще две недели, причем рынок дополнительно подогревался слухами о возможной закупке зерна китайцами. Наконец, 23 августа, я невозмутимо велел Питу продавать весь мой портфель, в котором теперь было тысяча триста контрактов. К этому моменту Макинтайр был уже настолько захвачен игрой, что испытал почти что разочарование.
За вычетом своих комиссионных компания «Макинтайр энд Аллейн» перечислила на мой банковский счет 1 095 625 долларов.
Так я стал настоящим миллионером. Но с кем мне было разделить свой триумф? Даже если бы я не был в ссоре с отцом и позвонил сейчас ему, он бы скорее всего ответил еврейской поговоркой: «Кто богат? Тот, кто доволен своей судьбой».
Я отбил телеграмму Деборе, в которой торжественно, но довольно туманно известил ее, что договорился о ее стипендии на весь срок обучения в семинарии.
Но и только. Больше мне нечем было отпраздновать это событие.
Я сидел в одиночестве и читал — что бы вы думали? — Екклесиаста.
На другое утро я на метро поехал в Бронкс, нашел там
Пока кантор меня благословлял, я мысленно вознес молитву Всевышнему, предложив ему сделку, которую, я надеялся, он не отвергнет: вычти стипендию Деборы и лечение моего отца, оставь на учебу Эли и, пожалуйста, Господи,
Спустя несколько дней снова позвонила Ариэль. На сей раз слышимость была идеальная. Я сразу понял, что она нализалась до чертиков.
— Водки перебрала? — посмеялся я.
Я было хотел осыпать ее словами благодарности, но она меня перебила:
— Дэнни, я в Вегасе. Я звоню попрощаться. Мне ужасно жаль…
Я попытался угадать продолжение.
— Значит, он на тебе женится? Я рад за тебя.
— Нет. — Она с трудом ворочала языком. — Насколько я понимаю, ты не знаешь, какой сегодня день.
Число я, конечно, знал, но что это за день, понятия не имел.
— Сегодня день моего рождения, — грустно произнесла она. — Тридцатый, будь он неладен!
— И что из этого следует? — ответил я. — Ты же «Ариэль», «дух воздуха», забыла?
— Нет, Дэнни, — отрезала она. — Для Чарли тридцать — это своеобразная черта.
— Ты хочешь сказать, он тебя бросил?
— Вроде того. Но он был абсолютно честен. А кроме того, он же не на улицу меня выгнал.
— Ну, уж это как раз плевать! — заявил я. — Можешь не сомневаться, я о тебе позабочусь. На самом деле, я…
— Нет, — твердо объявила она. — Ты слишком хороший парень, чтобы заводить себе такую потасканную жену, как я. К тому же я хороша только до тех пор, пока я — запретный плод. Во всяком случае, — продолжала она, — Чарли купил мне дом в Бель-Эре и компанию грамзаписи. И вот я в Вегасе, пытаюсь заарканить какое-нибудь дарование. Если повезет, надеюсь заманить в свои конюшни Тома Джонса.
— Не сомневаюсь, что тебе это удастся, — сказал я, вложив в эти слова как можно больше любви. Я думал сейчас о том, насколько несчастно это беспечное создание.
— Ах да, Дэнни, чуть не забыла. Чарли просил, чтобы ты к сентябрю съехал.
— Черт, да я завтра же перееду в отель. Обещай, что будешь звонить!
— Нет! — решительно заявила она. — Ты достоин лучшего.
— Ты можешь мне хотя бы сказать, куда тебе выслать Утрилло?