Сокол-1

Самое сильное взрывчатое вещество… Еще пригодится нам… Мария Ивановна сама коммунистка, следит за событиями в мире. Слова сына для нее понятны. Но мать есть мать, она всегда страшится военных гроз, всего того, что может представлять опасность для ее детей. И этот патрон с испанской землей больше всего иного сказала ей: оставшееся у Льва позади было трудным, но еще более трудное может быть впереди…

Фашистский спрут — тварь ненасытная. Чего доброго, потянется к нам. И тогда — снова рубиться с ним не на жизнь, а на смерть придется нашим сыновьям, тебе, Левушка. Как же дальше сложится твоя судьба? Куда поведет тебя твоя военная дорога?

Кто-то хлопнул калиткой, быстро прошел мимо окон и в сени, постучал.

— Входите, пожалуйста, — ответила приятным грудным голосом хлопотавшая у печки Олимпиада.

Через порог переступила миловидная, лет тридцати пяти, аккуратно причесанная, строго одетая женщина.

— Извините, вас я еще не знаю, меня зовут Галина Иосифовна. Я — учительница Льва. Хочу посмотреть, каким героем вернулся он домой…

— Да вы проходите, очень рады вам, — предложила Липа, — я жена Льва. Мы только месяц как поженились, но он уже успел многое рассказать мне о вас…

— Что вы говорите? — зарделась Галина Иосифовна. — Приятно такое слышать…

Прогреми в это время во дворе выстрел пушки — он, пожалуй, не разбудил бы Льва. Но тихий голос любимой учительницы, доносившийся из кухни, немедленно поднял его на ноги.

— Мама, пойди скажи Галине Иосифовне, что я сейчас выйду к ней.

У Марии Ивановны снова, как бывало раньше, шевельнулась добрая ревность к Галине Иосифовне. Покорила она малыша с первого класса и тем, возможно, удержала его от разных непутевых компаний, друзей. Высшим судьей во всех его ребячьих делах была она, первая учительница.

Лев вышел при всем параде.

— Здравствуйте, Галина Иосифовна, большое спасибо, что пришли, я собирался навестить вас в первую очередь, а вы опередили меня.

— Как же, Левушка, могла я усидеть дома, когда вся Авдеевка о тебе говорит!

— Да неужели? И что же она говорит?

— Да то, Лева, что писал ты в своем последнем школьном сочинении.

— А что же я там писал?

— Я тебе сейчас прочту.

При этих словах она раскрыла свою сумочку, достала конверт, а из него извлекла вчетверо сложенный двойной тетрадный лист в линеечку, исписанный ровным почерком. Развернула его, начала читать:

«Кем я хочу стать? Пока не знаю. Знаю, каким мне хочется быть. Добрым и открытым, честным и смелым, стойким и решительным. Как Гаврош, Павка Корчагин. Но это, наверное, очень трудно. И я не уверен, что мне удастся быть таким».

— Вот, Левушка, — закончив чтение, сказала учительница, — о том, что ты стал таким, и говорят все в Авдеевке. А ведь для учительницы большего счастья не надо. Ее жизнь — в ее учениках.

Столь неожиданно обнаружившееся сочинение быстро перекочевало в семейный архив Шестаковых. А в руках у Галины Иосифовны появился фотоальбом со снимками испанских видов — корриды, тореадоров, — сделанных самим Львом, всегда носившим при себе фотоаппарат.

Закончилась эта трогательная встреча приглашением Шестакова на школьный комсомольско-молодежный вечер, посвященный героям Испании.

Лев даже не предполагал, насколько волнующим может быть возвращение в родную школу после долгих странствий и испытаний. Тихо и грустно он посидел на своей парте. Прошел по коридорам, где когда-то не раз стремительно проносился во время перемен… Все в этих стенах такое дорогое, столько хранят они чудесного, неповторимого, что при одной мысли об этом сердце заходится нежностью и благодарностью, потому что именно здесь он впервые всем сердцем почувствовал, какое это дорогое слово — Родина.

Олимпиаде не хотелось расставаться с Киевом. Но коль уж вышла замуж за военного, то будь готова ко всему. Побыл Лев совсем немного помощником командира эскадрильи на аэродроме под Киевом, а затем получил назначение в Ростов-на-Дону командиром отдельной истребительной эскадрильи. Вот по дороге к новому месту службы и заехали они в Авдеевку. Отпусками Лев не пользовался до 1939 года. Все не получалось. Прибыли из Испании — день и ночь писали подробные отчеты. Потом короткий отдых — и новая должность. Через месяц — повышение. И хоть Шестаков был молод и идеально здоров, но не трехжильный — усталость чувствовалась. Отоспался у матери в два-три дня, получил заряд душевной бодрости, побывал в школе, в железнодорожном депо, где работал слесарем-инструментальщиком — и снова зовет труба солдата в поход. А вместе с ним и его верную боевую подругу — стройную, милую Липу.