Сокол, № 1, 1991

Глюк проводил взглядом льдинку, от которой через секунду не осталось и мокрого места. Он бы променял на неё сейчас целое море воды, огромный океан холодной и пресной воды.

Купец замотал горло неизвестно откуда появившимся мохеровым шарфом, поясняя:

— Стрептоцид ещё не изобретён, да и насчёт пенициллина никто из наших не подсказал Флемингу… Да и нет, его, Флеминга, не родился ещё! Мучайся теперь с гландами, как вшивый ассирийский раб!

На сей раз Аштарешт — и снова из воздуха — извлёк аппетитный шашлык на витом бронзовом шампуре, и теперь Глюму зверски захотелось есть.

— Итак, мы остановились на том, что ты мне не нужен, — сказал чародей с набитым ртом. — Но мой стародавний приятель, морской демон, просил подыскать для неделикатных поручений какого-нибудь подонка. Думаю, ты вполне подходишь… Эй! Чёртовы слуги! — Он, хлопнул в ладоши. — Мне холодного фалернского. Ему чашу поднесите…

Тотчас один из прислужников принёс запотевший рог с фалернским вином, а другой бережно подал чёрную фарфоровую пиалу, наполненную багрово-жёлтым мерцанием жидкого пламени. Золотом отливала и надпись по краю пиалы, выполненная арабскими летящими буквами.

Аштарешт замахнулся на прислугу пустым шампуром.

— Из какого века вы достали её, сыны вероотступницы Лилит, предавшей демонов и согрешившей с Адамом?! Печать проклятия лежит на ваших делах, словах и лицах!

— Из вьюка на белоснежном верблюде, господин наш.

— Ну что с них взять? Опять перепутали время и место, ослы. Этого времени ещё нет! Нет арабов, нет арабского алфавита! Нет фарфора, Корана, Аллаха, Христа и Будды… Нет даже философа, который скажет недурную фразу: «И песок однажды утоляет жажду». Нет влюблённых, коим предстоит испить из Чаши напиток любви и смерти… Мне нужна обыкновенная глиняная чашка из Хараппы, ясно? Ведь Чашей её делает колдовское зелье. Можно даже ту, что гончар сделает завтра утром. Только не забудьте кинуть ему пару медяков. Знаю я вас, жульё!

Поднялась суматоха. Кого-то будили, громко колотя в дверь, и заспанный голос обещал испытать крепость своей дубинки на боках ночных бездельников. Неудивительно, в Хараппе была глубочайшая ночь, ведь это селение лежало от колодца на тысячу дневных переходов к востоку. Затем стали торговать чашку. Заспанный гончар предлагал неожиданным покупателям совсем дёшево кувшины для вина, расписные жертвенные блюда для храма, кувшины для омовения, но, получив отказ, заломил за требуемую чашку такую цену, что прислужники тут же упали на колени перед хозяином:

— Как быть, наш господин? Два быка, арба и молодая жена — такую цену определил упрямый гончар.

Аштарешт веселился, икал от смеха, видя, как страдает Глюм от жажды и как набавляет и набавляет цену гончар. Эх, его бы в руки Глюму, отыгрался бы пират за свои мучения на жадном мастере. Он бы содрал с него шкуру. Он бы подвесил его за…

— Фигу тебе, Глюм! — произнёс Аштарешт, вытирая слёзы пёстрым бухарским платком. — У меня таких денег нет! Пару-другую медяков куда ни шло, но такую сумму… Три меры золота! Впрочем… У тебя ведь остался клад, там… Ну, ты помнишь где. Решай свою судьбу сам.

Глюм подумал и согласно кивнул. Остаться бы только жить, а там он вернётся к прежнему ремеслу и когда-нибудь обязательно навестит Хараппу. Берегись, гончар…

Ударили по рукам, принесли невзрачную и кособокую чашку, обожжённую по случайности вместе с хорошей посудой. Глюм понял — над ним издеваются, но не показал виду. Однако купец мог заглянуть на самое дно души.

— Что ты так косо смотришь на неё, Глюм? Кабалла предлагает тебе избавление от жажды, мучений, глупости… В этом пережжённом куске глины масса ингредиентов, в том числе и твоё любимое золото. Но есть и неизвестные тебе палладий и уран. Их так много, что ты успеешь десять раз сдохнуть, прежде чем я расскажу подробно о каждом. Единственное, о чём я должен тебя предупредить, — напиток холоднее жидкого гелия. Впрочем, можешь немного подумать. Кабалла играет в свои игры честно. Тебя покоробил торг с мастером, но ведь он продавал свой труд! Ты понимаешь, что такое заработанное и что такое нахапанное? Нет конечно. Но тебе ещё предстоит познакомиться с удивительной страной, где одни будут зарабатывать свой горький хлеб, а другие — воровать, прикрываясь высокими словами о всеобщем равенстве, братстве и будущем счастье…

Глюм медлил. От напитка демонов и впрямь несло лютым холодом, хотя в кособокой чаше бушевал огонь. Нет, всё-таки только мастер мог вылепить и обжечь такой сосуд, который выдерживал бы чёрное колдовство Козлоногого.

— Как хочешь, — пожал плечами Аштарешт. — Я верну тебя в колодец. Послезавтра ты в нём и сдохнешь!

И Глюм с содроганием выпил содержимое чаши… В ней действительно оказался напиток вечности, но не бессмертия. Нескончаемость бытия следовало ещё заработать своей шкурой.

Так он попал на деревянный скрипучий корабль-призрак, судно Морского Страха, из флотилии морского демона. Демон за шесть тысяч лет дослужился до Адмирала Тьмы. Глюм — ему вечно мешало тупоумие и поспешность — от юнги до боцмана, «дракона», на Белой Субмарине.