Сокол-1

В эти дни почта, газеты доставлялись в Одессу морем из Севастополя. Верховец жадно набрасывался на газеты, которые были, как правило, одно-двухнедельной давности, дополнял вычитанное в них услышанным по радио и добытую таким образом информацию немедленно доводил до летчиков, техников, механиков. Однажды он принес на аэродром только что полученную «Правду», собрал в убежище всех свободных от полетов и громким, торжественным голосом стал читать передовую статью под названием «Защитники родных городов, родной земли». В ней шла речь о том, что героическая оборона Одессы так же, как и Ленинграда, Киева, является волнующим примером беззаветной любви к Родине и к родному городу, изумительным по силе проявлением массового бесстрашия и коллективного героизма.

— Неужели это о нас? — взволнованно спросил авиамеханик старшина Павел Бабкин.

— Да, именно вы, товарищи, — обратился ко всем комиссар, — каждую минуту, каждый час совершаете подвиги на этой многострадальной одесской земле! День ото дня редеют наши ряды. Нам все труднее и труднее выполнять свой воинский долг. Мы знаем, что помощи пока ждать неоткуда. Но мы должны выстоять! Этого требует Родина! — сказал Верховец.

— Выстоим, товарищ комиссар, — четко, по-солдатски ответил Бабкин, — не было меж нас ненадежных и не будет!

— Ну вот, Павел Михайлович, вы сами ответили, за что заслужили вместе со своими товарищами такую высокую оценку.

После беседы Верховец зашел в штабную землянку, чтобы разузнать у начальника штаба о складывающейся общей обстановке.

Никитин был необычно мрачен, взволнован.

— Что случилось, Виктор Семенович?

— Что случилось? Лучше бы ты не спрашивал…

— Да что же произошло?! — встревоженно переспросил комиссар, предчувствуя беду.

— Боюсь и говорить. Может, еще все не так. Группа вернулась без Шестакова. Докладывают, что при штурмовке зенитка его подбила.

— Где же это случилось?

— Над Дофиновкой…

Верховец вихрем выскочил из землянки, бросился к своему самолету, технику на ходу сказал:

— Пойду на поиски командира.

Взлетев, он ушел в район Дофиновки. Был комиссар хладнокровен, расчетлив, выдержан, не мог он ни за что, ни про что попасть впросак. Но предусмотрительный Никитин все же отправил вслед за ним еще пару истребителей.

К счастью, все обошлось относительно благополучно. Шестаков вскоре сам прибыл на аэродром. Его самолет был серьезно поврежден зенитной артиллерией, но он дотянул до своей территории, произвел вынужденную посадку. Причем самолет буквально развалился: отлетела вся хвостовая часть.

В полк совершенно неожиданно прибыло пополнение — летчики-черноморцы из Крыма во главе с командиром эскадрильи капитаном Федором Ивановичем Демченко.

В красивой форме морской авиации, бравые, подтянутые, они сразу произвели на Шестакова хорошее впечатление. Он познакомился с заместителем комэска капитаном Василием Вольцефером, комиссаром Валентином Маракиным, летчиками. С эскадрильей морских истребителей прилетели также и четыре штурмовика.

Все молодые, крепкие парни. Правда, без боевого опыта — воевать им еще не довелось. Но они пригнали в полк еще семнадцать вполне исправных самолетов. Этому-то Шестаков не мог не радоваться. Предстояли еще более жестокие бои, и такое подкрепление было как никогда кстати.

Лев Львович дал черноморцам один день для отдыха и знакомства с летчиками полка, а затем начал постепенно всех втягивать в боевую работу. Однажды решил им лично показать, как надо расправляться с фашистскими захватчиками. Когда с постов наблюдения поступило сообщение, что к аэродрому приближается группа вражеских самолетов, он во главе звена вылетел им наперехват. Оказалось, что на три «ишачка» пришлось девять «мессеров».

Но Шестакова не испугаешь. Он дерзко бросился в атаку. Горячая схватка длилась минут пять. Два «мессера» рухнули на землю. Но тут откуда ни возьмись на нашу тройку навалилось еще пять Ме-109. И сразу же подожгли самолет ведомого Педько. Он вышел из боя, нашей паре грозила тоже беда, да и снаряды уже заканчивались, пришлось хитростью вырываться из неприятельских клещей.

Приземлился Шестаков расстроенным: показал, называется, воздушный бой! Хорошо, что хоть Педько сумел дотянуть до аэродрома. Правда, он окончательно угробил машину, но зато сам остался жив.

Немного успокоившись, Шестаков стал анализировать, почему так получилось? Вспомнил, что подобная ситуация была и в Испании. И еще там все пришли к выводу, что тройка — не лучший вариант для ведения боя. Почему же забыт этот опыт? Ведь если бы сегодня он вылетел двумя парами, да одну из них послал на высоту, где таилась эта проклятая пятерка «мессеров» — все было бы иначе…

Зажатый на узкой полоске одесской земли полк жил не только боевой, но еще и творческой, новаторской жизнью. Это было в характере Льва Шестакова, таким был его командирский стиль.