Сокол и ласточка

Сначала она двинула сержанта носком острого башмака по голени. Через нитяной чулок удар должен был получиться весьма чувствительный — Кривой Волк заорал и выпустил пленницу. Воспользовавшись тем, что рука освободилась, девушка двинула служителя закона кулаком в нос, расквасив его в кровь. А в заключение стукнула полицейского сундучком по лбу. Раздался гулкий металлический звук (уж не знаю, от лба или от сундучка), и обомлевший стражник шлепнулся на задницу.

Такая сноровка в драке сделала бы честь любому забияке из матросского кабака.

— А вы что смотрите?! — возмущенно обратилась победительница к зрителям. — На ваших глазах нападают на даму, и никто не заступится! И это галантные французы!

Топнув ногой, она пошла дальше. Зеваки молча смотрели ей вслед. Лица у них были испуганные.

Нанесение побоев королевскому стражнику при исполнении обязанностей — преступление нешуточное, ту г штрафом не отделаешься.

Но бедная храбрая барышня не ведала, в какую скверную историю попала. Сержанта она приняла за обычного уличного приставалу или незадач-л иного грабителя.

А он меж тем начинал приходить в себя.

— Ка… Ка… Караул!!! — прохрипел Кривой Волк. — Помогите мне встать! Вы видели? Все видели? Я ранен. Сюда, ко мне, бездельники!

Эти слова были обращены к двум полицейским солдатам, спешившим на шум от ворот. Плохо дело!

Я полетел догонять ту, над чьей головой сгустились грозовые тучи. Ей следовало как можно скорей покинуть пределы города, иначе не избежать ареста и заточения в каземат Ворчливой башни.

Не оглядываясь на крики, она подошла к трехэтажному дому господина Лефевра, толкнула тяжелую дверь и вошла. Как я ни торопился, как ни махал крыльями, но влететь за девушкой не успел только с разлету стукнулся о дубовую створку.

Через минуту у порога оказались и стражники. То ли они видели, куда скрылась преступница, то ли им указал кто-то из горожан, но полицейские встали у входа и заспорили, надо стучать или лучше подождать.

Господин Лефевр — один из отцов города, богатый арматор. Принадлежащие ему корабли плавают по всем морям от мыса Горн до Макао. Потревожить покой большого человека стражники не решались.

После короткого спора они решили дождаться, когда обидчица Кривого Волка выйдет. Я слышал, как сержант, утирая рукавом разбитый нос, сказал:

— А если она ему не чужая, еще лучше. Зацапаем ее, а потом к нему; так мол и так, чего делать будем, ваша милость? Слушайте меня, ребята. Не будь я Кривой Волк, если не получу за оскорбление золотом! Дешево они от меня не отделаются! А коли нет — засажу стерву в крысятник!

Теперь мне нужно было выяснить, в каких отношениях состоит моя спасительница с господином Лефевром. Если она ему родственница или добрая знакомая, беспокоиться не о чем. Арматор сумеет подмазать полицейских, чтоб не доводить дело до тюрьмы. А вдруг, в самом деле, чужая?

Удобнейшая вещь крылья. Если б мне предложили заменить их на руки с десятью пальцами, я поблагодарил бы и отказался. Во-первых, пальцы У меня есть и свои. Пускай только по четыре на лапе, но мне хватает. А во-вторых, способность летать

неизмеримо ценнее.

Пока стражники решали, сколько они слупят с Лефевра и как поделят добычу, я взлетел до второго, парадного этажа и заглянул в окно. День был ясный, уже совсем весенний, утренний бриз поутих, и створки были открыты настежь.

Судя по всему, здесь находился кабинет хозяина. Редко доводилось мне видеть столь роскошное убранство. Однажды в Лондоне я провожал лейтенанта Беста до адмиралтейства и, конечно, не удержался — заглянул в окно покоев первого лорда (коль мне не изменяет намять, в ту пору им был граф Торрингтон). Так вот, скажу я вам, если размером приемный зал его светлости и превосходил арматорский кабинет, то по части изысканности и богатства явно ему уступал.

Нигде я не видывал такой исполинской мебели, похожей на величественные испанские галеоны. Резной шкаф, весь в блестящих заклепках, был длиной футов в пятьдесят. По стенам висели шелковые гобелены с рельефным рисунком; на золоченых консолях переливались красками изумительные китайские вазы, в хороший корвет ценою каждая; портьеры были драгоценного утрехтского бархата — думаю, и герцогиня не побрезговала бы сшить из такой ткани парадное платье.

За столом черного дерева, в кожаном кресле с высокой, замысловато украшенной спинкой, сидел сухонький человек в пышном золотистом парике. На его желтом, в цвет парика, лице застыло выражение едкой недоверчивости. Знаю я этот тип людей. Спасешь такого из пожара, а он вместо «спасибо» скажет: «Думал, поди, что я тебя озолочу? Ах ты хитрец!».

Это несомненно и был мсье Лефевр, собствен ной персоной. Он скрипел по бумаге пером, время от времени отрываясь от этого занятия, чтобы скорчить брезгливую гримасу. Должно быть, писал кому-нибудь неприятному.

Моей барышни здесь не было. Я уж хотел подлететь к другим окнам, но дверь кабинета вдруг приоткрылась, в щель сунулся некто в черном парике, не столь пышном, как у арматора. Должно быть, секретарь.