Сокол и Ласточка

В другое время и в другом расположении духа Летиция несомненно вступила бы с часовым в объяснения, но сейчас она просто ударила его кулаком в зубы – с совсем не девичьей силой. Ерш отлетел в сторону, а она отодвинула засов, вошла в карцер и захлопнула за собой дверь. Я еле успел шмыгнуть следом.

Лорд Руперт полулежал на канатах, его руки были скованы кандалами. При виде Летиции он попытался подняться, но она его удержала.

– Не двигайтесь! Вы слишком слабы!

– Напротив, я чувствую себя превосходно. – В свете лампы, покачивавшейся под низким потолком, блеснули зубы. Грей улыбался! – Какое, оказывается, счастье просто владеть своим телом.

– Но почему вы здесь? И в цепях? Что произошло?

– Ровным счетом ничего. Капитан «Ласточки» пришел меня проведать. Я сказал, что беру честное слово обратно. Теперь, когда я вновь могу двигаться, я сбегу при первой же возможности. Вот он и принял меры предосторожности. Очень разумный и своевременный шаг. Иначе я мог прыгнуть в воду через пушечный порт и преспокойно доплыть до берега. По-французски я говорю прилично, никто в Форт-Рояле не догадался бы, что я англичанин. Но я, конечно, в любом случае не покинул бы корабль, не поблагодарив вас за все, что вы для меня сделали… дорогой доктор.

Дверь распахнулась. На пороге возник Ерш с перекошенной от ярости рожей. Понадобилась целая минута, чтоб он очухался от удара.

– Я тебе распорю брюхо, жалкий лекаришка! – вопил часовой, размазывая кровь. В правой руке у него сверкала обнаженная сабля.

Лорд Руперт вскочил на ноги и огрел буяна цепью по лбу. Проделал он это очень ловко, будто кот зацапал неосторожную муху когтистой лапой. О палубу шмякнулось тело, стало тихо.

– Вы чем-то расстроены? – спросил пленник, притворяя дверь. – У вас заплаканные глаза.

И она с рыданиями, довольно бессвязно, рассказала, что ее обманули, что ее отец мертв и что она теперь одна, совсем одна.

Любой другой мужчина обнял бы плачущую девушку, погладил по голове, стал бы говорить слова утешения. Но лорд Руперт вел себя не так. Очевидно, воспитание не позволяло ему касаться дамы без ее соизволения. Слушал он внимательно, но от соболезнований воздержался. А в конце вообще сказал нечто странное (и, на мой взгляд, довольно жестокосердное):

– Что ж, одна так одна. Теперь вы начнете жить собственной жизнью.

Еще более странно было то, что Летиция не оскорбилась и не возмутилась, а вытерла слезы и долго смотрела на англичанина, ничего не говоря. Для меня загадка, о чем она в эту минуту думала и что чувствовала. Я перестал ее понимать.

Заговорила она теперь совсем об ином.

– Кандалы – чепуха. Я принесу нож и открою замок. Часовой оглушен. А очнется – получит еще. На корабле почти никого нет. Капитан, вахтенный начальник и пара дневальных. Кто попробует меня остановить – убью. Да никто и не сунется. Дезэссар передо мной виноват. Мы сойдем на берег. Мне больше нечего делать на «Ласточке».

Лорд Руперт стал возражать:

– Я не смогу принять это великодушное предложение по двум причинам. Во-первых, оно чревато для вас серьезными неприятностями. Пособничество бегству военнопленного карается тюрьмой. За пятьдесят тысяч ливров мистер Дезэссар поднимет на ноги весь Форт-Рояль…

– Мы уплывем на единственной шлюпке, которая спущена на воду, – горячо заспорила Летиция. – Пока он доберется до губернатора, пока они объявят розыск, мы успеем уйти вглубь острова!

– А во-вторых, – с неизменной учтивостью продолжил Грей, поклоном отдав должное ее доводу, – часовой уже очнулся. Разве вы не слышали, как он задвинул засов? Мы не можем отсюда выйти.

Девочка обернулась и толкнула дверь. Тщетно! Стала в нее стучать, грозно звать Ерша. Ответом было молчание – должно быть, негодяй побежал жаловаться капитану.

Но Дезэссар не торопился с разбирательством. Шло время, а мы все сидели, запертые в трос-камере.

Как ни странно, Летицию заточение не очень-то расстроило. Я ждал, что моя вспыльчивая питомица поднимет шум и грохот на весь фрегат, но ничего подобного. Она села на канаты рядом с пленником и стала выспрашивать, как он себя чувствует, нет ли где болей или онемения, не кружится ли голова. Потом принялась сгибать и разгибать ему руки и ноги. Лорд Руперт сначала протестовал, но вскоре смирился и послушно исполнял все указания. С его лица не сходила мягкая улыбка. Эта мирная, почти идиллическая сцена затягивалась.

А между тем фрегат понемногу возвращался к жизни. Над нашими головами раздавался топот – это протрезвевшие матросы готовили корабль к отплытию. Причалила шлюпка, доставившая вторую смену: донеслись бессвязные крики и нестройное пение. Наконец, зазвенела якорная цепь.

Несколько раз я деликатно пробовал обратить внимание голубков на происходящее. Я подавал голос, вежливо дергал Летицию клювом за пряжку башмака и за край панталон. Девочка не обращала на меня внимания.

Лишь когда «Ласточка» накренилась и заскрипела рангоутом, делая разворот, врач и его пациент встрепенулись.

– Боже, мы уходим в море! – вскричала Летиция.

А я тебе о чем битый час толкую?!

– Теперь мы не сможем сойти на берег. Это я виновата!