Потому что всего через минуту рыдания ее стихли, она скрипнула зубами, сжала кулаки и села на кровати.
Поглядела на меня – улыбнулась. Не знаю, что такого комичного нашла она в моем облике, но я не оскорбился, а обрадовался, что моя подопечная справилась с унынием и слабостью.
– Бедняжка, – сказала Летиция. – Ты тоже напереживалась. Надо тебя покормить.
Она налила молока, накрошила бисквита.
Что ж, мы, моряки, не привередливы. Едали и не такое.
Я вежливо опустил клюв в блюдце, чихнул (у меня от молока всегда чесотка в носу). Солонинки бы с красным перцем, да глоток-другой рома. Кое-как я выбрал крошки, пока они вконец не размокли.
Девушка наблюдала за мной.
– Будем подружками, смешная птица? Мне сейчас очень нужна подруга! Ах, где ты, моя Беттина…
Кто-кто?
Я прикрыл глаза.
Так, Беттина, Беттина…
Книга жизни моей питомицы зашелестела передо мной своими разноцветными страницами и послушно раскрылась на нужном месте.
Брюссельский пансион, куда маленькую Летицию сплавил папаша. Управляет им англичанка, обнищавшая гранд-дама из окружения свергнутого короля Якова. В пансион принимают дворянок-католичек со всей Германии и Фландрии. Учат манерам и идеальному почерку, а также языкам – английскому, французскому и латыни.
Беттина фон Гетц – славная девочка с кротким взглядом и утиной фигурой, дочка дорновских соседей. Все время, проведенное на чужбине, подруги неразлучны. Помните, я описывал сценку, как пансионерки глазеют на свадебный кортеж? Беттина тоже была там. Стояла рядом с моей, обняв ее за плечо и мечтательно улыбалась.
– Представим, Кларочка, что ты Беттина, – бодро сказала Летиция, сев передо мной и уперев локти о стол. – У тебя такие же круглые глаза. Дай мне совет, моя рассудительная подруга.
Охотно. Советы – это как раз по моей части.
Я кивнул, показывая, что готов слушать. Моя питомица прыснула, но сразу же посерьезнела.
– Вот тебе задачка. Желтолицый сморчок требует с меня двадцать одну тысячу триста пятьдесят ливров да три тысячи за свои услуги, хоть теперь и не очень понятно, в чем они заключаются. Пять тысяч – цена выкупа, и знающие люди говорят, что еще столько же может уйти на бакшиш и непредвиденные расходы. Я же получила под заклад Теофельса от нашего сопливца тридцать тысяч. Допустим, я поторгуюсь с Лефевром и на сколько-то собью цену. Но с чем останется отец, когда вернется из плена больной и измученный? Ни дома, ни денег…
Я обратил внимание на то, что в эту минуту она не думала о себе и своем будущем – только об отце. Благородное сердце!
Между тем Летиция продолжила свое размышление вслух.
– Все эти соображения на одной чаше весов. На другой лишь одна гирька, но зато золотая! Через каких-нибудь две недели корабль достигнет берегов Барбарии. Отец будет спасен, мы с ним никогда больше не расстанемся! И еще. Лефевр сказал, что капитана зовут Дез Эссар. Это одна из лучших фамилий Франции. У покойного Людовика Тринадцатого некий Дез Эссар командовал королевскими гвардейцами. Думаю, на человека из такого рода можно положиться…
Но оживление тут же оставило ее.
– Вдруг я отдам им все свои деньги, а они меня обманут? Или даже не обманут, а просто отступят перед трудностями. Каких бы благородных правил ни был Дез Эссар, для него мой отец – чужой человек. В лучшем случае капитан исполнит свои инструкции, нельзя требовать от него большего. Как же мне быть, дорогая моя Беттина?
«Ты сама только что ответила на этот вопрос», – мысленно сказал я и кивнул в сторону окна.
Но она не поняла.
– Ты считаешь, я должна потолковать с капитаном и убедить его, что мой отец – самый лучший, самый драгоценный человек на свете? Конечно, я сделаю это. Но я некрасноречива и плохо умею взывать к состраданию, ты всегда это говорила.
Да нет же! Разжалобить капитана корсарского судна – пустая затея. Я нетерпеливо топнул ногой. Желая разъяснить свою позицию, перелетел на подоконник и постучал клювом в стекло, за которым виднелась стена и торчащие над нею мачты.
Самой надо плыть, милочка, самой! С попутным ветром это всего лишь двухнедельное плавание, пустяк! А уж если ты окажешься в Сале, то не дашь кораблю уплыть обратно, пока мавры не отдадут твоего обожаемого фатера!
– Вы меня не слушаете, госпожа Менхле, – грустно улыбнулась Летиция. – Вам интереснее смотреть в окно. А ведь вы мне не только подруга, но теперь еще и родственница. Нехорошо.
Этого я не понял. Почему «госпожа Менхле»? В каком смысле «теперь родственница»? Очевидно, не все странички жизни моей подопечной запечатлелись у меня в памяти с одинаковой ясностью. Пришлось перелистнуть их вновь.
Ах, вот оно что…