Сокол и Ласточка

У Летиции было две тетки, давно вышедшие замуж, и три дяди. Старший Клаус, стало быть, умер без потомства. Следующий по возрасту после Фердинанда, Андреас, пошел по духовной линии и тоже успел покинуть сей мир. Младший, по имени Корнелиус, был наемником, много лет назад отправился искать счастья в далекую Московию, где и сгинул. Таким образом, Летиция – единственная наследница родового имения. Но у нее, оказывается, есть сводный брат. Он не носит имени фон Дорнов, потому что рожден вне брака, в нарушение церковных законов. Произвел сего бастарда аббат Андреас, вследствие чего мальчик получил фамилию Менхле, то есть «монашек». Иеронимус Менхле выучился наукам у иезуитов, проявил недюжинные способности к финансам и разбогател на ломбардно-ссудных операциях. Ныне состоит в ранге коммерцсоветника при вюртембергском дворе и даже получил от герцога дворянскую грамоту, но этого Иеронимусу мало. Он мечтает стать настоящим аристократом. В конце концов, разве он не потомок крестоносцев? Если бы он стал владельцем родового замка, через некоторое время все забыли бы, что он, как говорится, рожден «вне колыбели».

Я вижу, как сопящий Менхле, хлюпая от волнения носом, подносит Летиции алмазное кольцо. Он явился к кузине с предложением руки и сердца. Вижу, как коммерцсоветник бежит к карете, провожаемый заливистым смехом.

Потом вижу его в церкви перед аналоем. Рядом – невеста. Не наследница замка Теофельс, но зато баронесса. Это Беттина фон Гетц, ее лицо печально и покорно судьбе. Бедняжку попросту продали, как продают лошадь благородных кровей. Господин Менхле удачно вложил деньги – повысил свой аристократический статус. Потому-то моя питомица и называет свою подругу родственницей, хотя правильнее было бы сказать «свойственница».

Заодно уж я вытягиваю из нашей общей с Летицией памяти еще один эпизод с участием Иеронимуса.

Зимний вечер в Теофельсе. В огромном камине потрескивают поленья. По стенам и высокому потолку качаются красные и черные тени.

– …Это совершенно беспроцентная ссуда, милая сестрица. Предлагаю вам ее, как родственник, как искренний друг. Тридцать тысяч звонкой монетой! На целый год! – Пухлые щеки коммерческого советника подрагивают, багровый язык облизывает губы. – Что такое «залог»? Пустяк! Формальность, необходимая для того, чтобы я мог провести эту операцию через свои бухгалтерские книги. Вы вернетесь с дорогим дядюшкой, отдадите мне деньги, и будете жить-поживать в этом славном доме.

Менхле скользит жадным взглядом по гербу над камином, по развешанному оружию, по кабаньим и оленьим головам.

Летиция думает: «Ты надеешься, что меня по дороге прикончат разбойники. Или что мы не сможем вернуть долг. И тогда твоя мечта осуществится. Теофельс станет твоим. Бр-р-р! Но год – это так много! За это время я умру, но вызволю отца. И если вызволю, он сумеет добыть денег. А если умру, наплевать. Пускай здесь живут дети Беттины».

Продолжение беседы досмотреть (верней сказать, довспомнить) я не успел, ибо моя питомица вдруг вскочила, подошла к окну и стала смотреть туда, куда я указывал ей минуту назад – на корабельные мачты.

– Господи, ну конечно! – прошептала она. – Где-то там стоит мой корабль. Я поплыву на нем сама! Ничто меня не остановит!

Умница! Сообразила!

В течение нескольких минут она ходила по комнате и сама с собою разговаривала, но беззвучно, лишь шевеля губами, поэтому я не знал, какое направление приняли ее мысли. Потом снова села к столу и начала писать письмо. Тут уж я не растерялся. Перелетел к ней под локоть, стал смотреть, как на бумагу ложатся строчки. Время от времени Летиция задумывалась и рассеянно трепала меня по хохолку. Это было чертовски приятно.

Писала она Беттине, по-английски – на языке пансионных лет. Пока досыхали чернила, я проглядел написанное еще раз и остался вполне доволен содержанием. Непонятен мне остался только один пассаж:

«Будь здорова, крепка Духом и не унывай, насколько это возможно в твоем Положении. Пусть дорогие мне Стены служат не только Убежищем твоему бедному Телу, но и Опорой твоей кроткой Душе. Таково мое тебе Благопожелание, и больше, памятуя о своем Обещании, не коснусь сего грустного Предмета ни единым Словом».

Это требовалось разъяснить.

Я прикрыл глаза и увидел продолжение сцены у пылающего камина. Но теперь речь держала Летиция, а герр Менхле смиренно слушал.

– Дорогой братец, – язвительно говорила она, – я приму твою великодушную помощь, но с некоторыми условиями. Ты получишь Теофельс в заклад, однако в течение года жить здесь будет твоя супруга, а ты не будешь иметь права даже переступить порог замка.

Комммерцсоветник в первое мгновение просиял – его мечта была близка к осуществлению. Потом заморгал, разинул рот.