– Мы просто не подходим друг другу. Стоит нам остаться наедине, готовы глотку перегрызть один другому, но сегодня мне не хочется обидеть Изабел. Она была так добра ко мне и так волновалась, принимая в своем доме новобрачных, – тихо возразила Джезмин.
– Надеюсь, ты не думаешь, что можешь без конца отказывать мне! Сама прекрасно знаешь, что, если я захочу, тебе придется позволить мне все на свете, – взорвался Фолкон.
– Попробуй хоть пальцем меня коснуться! Закричу так, что стены обрушатся! – вскинулась Джезмин.
Фолкон не привык отступать и всегда был готов принять вызов. Он немедленно толкнул ее на постель, и Джезмин издала пронзительный вопль:
– Я села на Прика[14]
!– Клянусь Богом, Джезмин, они подумают, что я тебя убиваю! – Но тут юмор происходящего дошел до Фолкона, и он начал хохотать:– Я думал, ты назвала его Квилл!
– Вот именно, но ты так часто звал ежа Приком, что я изменила ему имя.– Она закрыла лицо руками и простонала:– О Боже, что они обо мне подумают!
– Посчитают тебя очень страстной, если можешь кричать на весь замок, – ухмыльнулся Фолкон.
– Они и о тебе невесть что вообразили. Решили, что ты совершил неслыханный подвиг, переплыв ради меня бушующую реку, и будто между нами такая сильная духовная связь, что ты откуда-то узнал о грозящей мне опасности. Мне отведена роль попавшей в беду дамы, а тебе – благородного героического рыцаря.– Джезмин внезапно замолчала и пригляделась к Фолкону.– Ты вправду переплыл эту реку, – поразилась она.– Господи, да ты, должно быть, на ногах не стоишь. Прости, пожалуйста...
Фолкон вздохнул от удовольствия, как всегда, когда слова Джезмин были сладки как мед. Она извинялась перед ним, и он неожиданно представил, как грубо, хотя и восхитительно страстно принудил ее отдаться в ту ночь. Джезмин была такой хрупкой. Наверное, слишком эгоистично не дать ей отдохнуть сегодня. Фолкон знал, что может держать себя в руках лишь до определенного момента, после которого верх возьмут инстинкты его сильного тела, и тогда он будет не властен над собой. Джезмин довела его до такого состояния, когда ничто больше не имело значения, кроме одного – врезаться в нее как можно глубже.
– Я буду спать на полу, – хрипло пробормотал он непослушным языком.– Тебе необходим отдых, впереди еще долгий путь.
– Ты тоже измучился и будешь спать в постели в свою брачную ночь, или вечный позор падет на мою голову. Только не прикасайся ко мне, а на мягкой перине все же удобнее, чем на камнях.
Фолкон взглянул на жену. Только ребенок способен поверить, что мужчине, любому нормальному мужчине, спокойнее лежать рядом с почти голой женщиной, чем в одиночестве на полу.
– Хорошо, – тихо согласился он, потушил свечи, быстро разделся и обнаженный забрался в кровать. Он лежал тихо, напряженно и остро сознавая близость нежного тела, ощущая ее тепло и соблазнительный аромат. Никогда еще он не был так далек от сна. Фолкон слышал каждый легкий вздох, каждое слабое движение.
Чем дольше он лежал, тем становилось труднее. Сладкая тяжелая боль в чреслах росла с каждой минутой. Фолкон мысленно умолял жену прикоснуться к нему, протянуть руку, так, чтобы у него не осталось сомнений в ее желании.
И неожиданно он сообразил, как по-дурацки ведет себя. Джезмин принадлежит ему, и он насладится ею, согласна она или нет. Фолкон был так широкоплеч, что занимал большую часть постели, и ему не нужно было тянуть далеко руки, чтобы отыскать жену. Он просто сжал ее тонкую талию так, что пальцы сошлись, словно пояс, и поднял ее на себя.
Джезмин на секунду застыла, потом начала лихорадочно сопротивляться, но Фолкон крепко прижимал ее к своему упругому мускулистому обнаженному телу.
– Пусти или закричу!– пригрозила она.
– Кричи, если хочешь, – разрешил Фолкон, – но мне почему-то кажется, что ты не сделаешь этого.
Джезмин с новой силой начала вырываться, пока от сорочки не остались одни клочья, но напрасно – она по-прежнему была пригвождена к стальному телу Фолкона. Он слегка разжал руки, и Джезмин, подняв голову с его груди, взглянула в бушующее зеленое пламя сверкающих глаз.
– Мы муж и жена, Джезмин. Тут нет никакого стыда, дорогая.
Одна рука отпустила ее талию и поползла выше, чтобы сжать тяжелую округлую грудь, твердый розовый кончик которой обжигал ему кожу.
– Отдайся мне, любимая, – хрипло пробормотал Фолкон, приблизив губы к ее шее.
– Фолкон, подожди! – отчаянно выкрикнула она.
Ее тело все еще помнило боль, которую причинило его огромное копье, и Джезмин была готова на все, лишь бы он не врывался в нее снова. Она с ужасом чувствовала, как возбужденное мужское естество прижимается к тому месту, откуда расходятся ноги, всего в нескольких жалких дюймах от желанной цели. Как отодвинуться от этого мощного оружия?
– Можно, я лягу рядом? – тихо попросила она. Фолкон нехотя отпустил ее роскошную грудь и, стиснув талию, без усилий поднял Джезмин, положил на спину, повернулся на бок и, опершись на локоть, стал ее разглядывать.
– Не дрожи так, любимая, я буду нежен и ни-за что не причиню тебе зла, – прерывисто выдохнул Фолкон.