Сокол и Ворон

– Но я всегда думала: раз Мокошь жизнь дарует, а Морана владеет нитями наших жизней, так отчего они меж собой не ладят?

– Откуда нам смертным знать? – пожал плечами Горяй и раздражённо покосился на дверь. – Но в самом деле, где же носит этого мальчишку с нашим обедом?

Скоро холоп вернулся с подносом, заставленным яствами.

Дара и Горяй ели молча, каждый думал о своём. Девушка вдруг поймала себя на том, как аккуратно и старательно она стала держать в руках ложку, как старалась не измазаться, осторожно откусывая мясо от куриной ножки. И всё это она делала будто чужими белыми руками, украшенными драгоценными каменьями.

В свою ложницу Дара вернулась сразу после обеда. Она присела на пол и заглянула под кровать, мельком заметила блеснувшие во тьме жёлтые глаза. Домовой зашуршал и скрылся в дальнем углу. Он отчего-то невзлюбил её и редко показывался на глаза. Поселившись в княжеском доме, Дара пыталась задобрить духа и поначалу преподносила ему угощения и подарки, но он упрямо их отвергал. Это было странно. Духи всегда любили Дару и обычно тянулись к ней.

Из-под кровати она достала вещевой мешок, что захватил с мельницы Вячеслав. Верно, то мачеха собрала в дорогу и передала княжичу, когда он увозил Дару с собой из Заречья.

Дара за всё время, что провела в Златоборске, лишь раз заглянула в этот мешок, да не найдя ничего важного, позабыла про него вовсе.

Но теперь она достала свою любимую зелёную понёву и старые лапти и только усмехнулась. Могла ли подумать Ждана, что её падчерица будет носить расшитые золотом одежды, а не льняную грубую рубаху, что вместо лаптей наденет она кожаные сапожки?

Она пошире открыла мешок, достала из него деревянный гребешок, вырезанный Барсуком. На самом дне сверкнуло вдруг что-то. Дара запустила руку в мешок и вытащила на свет изумрудную серьгу.

Губы дрогнули в улыбке. Она сняла эту серьгу, когда её переодели в боярское платье, спрятала в мешок с остальными вещами с мельницы. Был ли жив теперь Милош? Нашла ли его Веся? Сестра должна была направиться на его поиски. В Совин.

Дара положила серьгу обратно, прикрыла понёвой и лаптями.

«Я не должна забывать, кто я, – подумала она. – Дочка мельника не рядится в княжеское платье, а князь не привечает её у себя, не одаривает каменьями и не делится тайнами».

С этой мыслью она заснула. Леший снова не явился во сне, но одна из его верных сов кружила над княжеским теремом всю ночь, громко ухая и напоминая городу, что даже самый крепкий камень может пробить зелёный росток.

Глава 20

Ратиславия, Златоборск

Месяц жовтень

Оставаясь в тени высокого свода, Вячко наблюдал за братом издалека.

Просторный чертог, где обычно гремели пиры, был почти безлюден, и тяжёлые шаги Ярополка прозвучали оглушительно громко. Глаза князя загорелись яростью, когда он закончил говорить с матерью. Княгиня Фиофано, окружённая боярскими жёнами, холодно посмотрела вслед своему сыну, пока не столкнулась взглядом с Вячко. Она не смогла скрыть презрения, поджала недовольно пухлые губы.

Ярополк тоже заметил Вячко и замешкался. Он хотел, кажется, уйти прочь, но всё же подошёл к брату.

– Что это было? – Вячко всем нутром своим почувствовал недоброе. Фиофано следила за ними издалека, лицо её оставалось мрачным.

– Идём.

Вячко оглянулся на мачеху, она гордо вздёрнула голову, отчего стала видна её полная смуглая шея. Чёрные глаза словно дыры зияли на одутловатом лице. С детства Вячко избегал её. Он помнил, как мать сторонилась Фиофано и учила тому же сына. Великий князь любил Милаву всем сердцем и никогда этого не скрывал. Он привёл её во дворец, одел в дорогие одежды, признал их сына своим, назвал Вячко княжичем. Мать никого не боялась, не стыдилась косых взглядов бояр, но стоило появиться рядом Фиофано, и она бледнела, словно видела саму Морану.

Когда Милава умерла, её тело вывезли из столицы втайне. После отец сказал Вячко, что её сожгли на костре по древнему обычаю, а пепел развеяли над водой. Так не осталось от Милавы, матери Вячеслава и сестры Горыни, на земле никакой памяти, кроме её сына. И каждый раз когда Вячко видел Фиофано, то вспоминал, о чём в тот год шептались в княжеском дворце:

«Фиофано отравила любовницу князя».

Учёные мужи на Благословенных островах хорошо разбирались в ядах. Кому, как не уроженке Белого города, дочери Императора, отравить полюбовницу князя? Больше Милава никому не мешала, в государственные дела не вмешивалась. Она была молода и здорова и вдруг сгорела за один день.

Каждый раз, когда Вячко смотрел на Фиофаоно, на языке его крутился один-единственный вопрос:

– Это ты убила мою мать?

Но вместо этого он кланялся и говорил:

– Да озарит Создатель твой путь, Великая княгиня.

Ярополк схватил Вячко за локоть и повёл прочь из чертога в безлюдный двор. Дождь и холод размыли землю. Ненастье загнало людей под крышу, в тепло, и не осталось никого, кроме братьев.

Вячко поёжился от порыва холодного ветра. Он бы предпочёл укрыться от непогоды.