Сокол и Ворон

– Мне теперь всегда с этой побрякушкой на ноге ходить? Хорошо, что не колокольчик на шею.

– Смотрю, тебе лучше, – хмыкнула ведьма. – Не переживай, до рассвета поносишь, а потом снимешь. Можешь снова нацепить на ухо, а если хочешь, я тебе ещё и венок на голову сплету. Чтоб ты уж совсем как баба…

– Дара! – возмущённо крикнула Веся, и Милош чуть вздрогнул. Он и не замечал её всё это время. – Как ты можешь так с ним разговаривать?! Да ты представляешь, сколько Милош из-за тебя натерпелся? Мы все через такое прошли из-за твоего глупого проклятия, а ты… ты… Эх!

Даже в свете свечи было видно, как раскраснелась от гнева Весняна. Дара смотрела на сестру, плотно сжав губы, и Милошу показалось, что она была готова расплакаться.

– Не время спорить, – прервала их Чернава.

Она вздёрнула голову, как если бы привыкла ходить в шелках и золоте, а не в кметской одежде. Милош смотрел на неё снизу вверх и будто впервые видел. Прежде он жил словно в горячке и смотрел на всё как сквозь бычий пузырь, силился разглядеть, да всё напрасно. Вот и Чернаву он рассмотрел только теперь, прикоснулся разумом к её силе, пробуя на вкус и с удивлением узнавая.

Она поглядела на него недовольно, ощутив бесцеремонное вторжение.

– Ну что, сокол, сможешь идти?

Милош кивнул, обулся и попытался подняться. Ежи и Веся тут же подскочили с двух сторон и помогли ему встать.

Дара подняла с земли свой мешок и пошла первой по дороге к Гняздецу, как если бы была там не впервые. Чернава огляделась по сторонам насторожённо.

– Ступайте без меня. Я скоро вернусь, – предупредила она и сошла с дороги.

Милош обернулся, да только она уже скрылась за деревьями. В ночной тишине слышно было, как взлетела в небо птица.

Милош вырвался из объятий друзей.

– Дальше сам, – чуть раздражённо сказал он.

В душе поднялось смятение. Всё перевернулось, смешалось и вдруг пропало. Он оглянулся на дорогу, что вела в Совин. Вдалеке в непроглядной тьме все эти месяцы мигала точка, точно бьющееся сердце, звала его, манила, тянула с невероятной силой. А теперь всё ушло. Больше не было ничего.

Ежи и Веся ждали, не уходили. Милош старался не смотреть им в глаза. Он почти не верил, что у него получится сделать шаг обратно к Гняздецу. Внутри натянулась тетива. Шаг. Один-единственный шаг. Милош сделал его, а за ним второй.

Совиная башня больше не звала. Цепь оборвалась. Он пошёл быстрее, ещё быстрее. Он был свободен.

Впервые Милош возвращался в деревню в человеческом обличье и посреди ночи, впервые за долгое время его не тянуло обратно в Совин.

* * *

В старой мазанке, построенной на рдзенский лад, их встретила лишь одинокая беззубая старуха. Она принялась обнимать Милоша, как если бы он был ей родным сыном, целовать во впалые щёки, а на Дару лишь покосилась и пробурчала:

– Ифь, какая. На фвоих фубы скалит, а нам берефь друг друга надо.

Даре захотелось рассказать: как да почему она прокляла Милоша, но промолчала. Если она не хотела оказаться на улице посреди ночи, то ругаться с хозяйкой не стоило.

– Бабушка Здислава, не серчайте на неё, – попросила нежным голосом Веся. – Дара у нас вспыльчивая, она не со зла так поступила.

Милош вовсе не обращал на неё внимания. Он тяжело опустился на лавку и устало откинул назад голову, прикрыл глаза. Дара рассматривала его отросшие пшеничные волосы, тёмные круги под глазами и не двигалась с места.

Она почувствовала на себе тяжёлый взгляд Ежи.

– Чего пялишься? – пробурчал он, хмурясь.

Дара вскинула бровь и прорычала чуть слышно:

– Прокляну.

Ежи расправил плечи, храбрясь, но недолго выдержал, отвернулся и присел рядом с Милошем. Дара хотела бы подслушать их разговор, но не смогла разобрать ни слова.

– Ты, наверное, устала? – рядом стояла сестра. – Проголодалась?

Всё время, что они были в разлуке, Дара представляла их встречу. Думала, как обнимет Весю, расцелует, как попросит за всё прощения и расплачется от счастья. На деле всё вышло совсем иначе.

Дару усадили за стол, поставили перед ней горшок с едва тёплой кашей. Она не стала привередничать, пусть и отвыкла от простой еды после княжеских палат, но в пути изголодалась. Она ела торопливо и думала, что Веся и не поверит, когда услышит, сколько ей пришлось пережить во дворце.

Но Веся вовсе не расспрашивала её ни о чём, она кружила вокруг Милоша, и потому каша казалась Даре всё отвратительнее с каждой ложкой.

Заскрипела хлипкая дверь. Вернулась Чернава, сбросила с тёмной головы серый платок.

– Хоть бы баню истопили для нашей гостьи, – сказала она. – Устала по пути из Ратиславии, Дарина?

Она была почти первой, кто заговорил с ней без злобы и осуждения, и Дара с радостью закивала. Слова застряли в горле, не в силах вырваться наружу.

– Ночью в бане анчутки, нельзя париться, – возразила Веся.

– Дурь какая. Уж Даре-то анчутки не страшны. Веся, Ежи, растопите баню поскорее. Не беспокойся, ратиславка, она у нас на ваш лад построена. Граница рядом, сюда много ваших захаживало раньше.

Веся и Ежи поспешили выйти на улицу, а Чернава присела за стол напротив Дары, подвинув насупившуюся старуху Здиславу в сторону.

– Рассказывай, как тебе в Рдзении?