Сокол Ясный

И протянула к ней руки. Младина соскочила с лавки на пол – на ней были только вязаные чулки, черевьи ей не дали надеть – и женщина порывисто обняла ее.

– Доченька моя! Глазам своим не верю! Наконец-то! Сколько я ждала тебя… сколько думала… Вот, погляди! – Она разжала руки, отодвинула Младину от своей груди и показала на мужчину: – Это отец твой, князь угренский Лютомер Вершиславич.

– Здравствуй, батюшка… – пробормотала Младина, пока больше сбитая с толку, чем обрадованная. – Здравствуй, матушка…

Смеясь и плача, женщина снова обняла ее, поцеловала в макушку, потом убрала волосы с лица, чтобы получше взглянуть на нее.

– И правда, как же на Уладу похожа! Одно лицо! Ягодка ты моя красная! Отец не хотел мне дать поглядеть на тебя, говорил, времени нет, хотел прямо отсюда в лес вести! – приговаривала она. – А я ему: да что же, и посмотреть на дочку не дашь, ведь шестнадцать лет я ее дожидаюсь! Вези, говорю, сейчас меня к Упрямичам, хоть погляжу на нее, мою родненькую!

– Дайте ей одеться! – сказала Лютава. – А то простудится в чулках на земле стоять!

Одеваясь, Младина вспомнила слова матери. «Хотел прямо отсюда в лес везти». Зачем ей в лес? Вроде бы дочь, всю жизнь разлученную с родным очагом, стоило бы везти домой? Правда, в такой семье вполне стоило ожидать чего-то необычного. Может, прежде чем быть признанной дочерью князей Ратиславичей, придется мерзнуть в лесу под сосной и отвечать на вопросы вроде «Тепло ли тебе?» Она уже ничему не удивилась бы.

Когда она умылась, оделась и причесалась, ее позвали за стол, где уже сидели все старшие и Радом. Княгиня Семислава привезла пироги, испеченные к приезду дочери, и немедленно принялась ее кормить. Младина с трудом заставляла себя есть – от слишком раннего пробуждения и волнения не лезло. С гораздо большей жадностью она рассматривала своих родителей. Княгиня была очень красивой женщиной – с тонким лицом, статной, рослой. Она была несколько старше Лютавы, и на лице ее уже виднелись морщины, но оно дышало добротой и искренней радостью. Глядя на Младину сияющими светлыми глазами, она то и дело утирала слезы и улыбалась ей. Брови у нее тоже были светлые, как, надо думать, и волосы под убором. Покрывало на ней было из белого шелка, на тканой тесьме блестели серебряные заушницы, на груди – ожерелье из разноцветных бус.

Князь Лютомер же был очень высок, худощав, с длинными сильными руками и ногами, широкими плечами. Лицом он был весьма хорош: правильные черты, русая борода, русые волосы, слишком длинные для обычного мужчины, но вполне уместные для волхва. На дочь он поглядывал веселыми серыми глазами, и Младина чувствовала, что он тоже ей рад и доволен тем, какой ее нашел. Старшие все посмеивались над тем, что ее почти нельзя отличить от Унелады, и шутливо обвиняли Лютаву, что она подменила их дочь своей.

– А ну и ладно, а мы и эту заберем! – приговаривал Радом, которому, как она заметила, здесь многое позволялось несмотря на молодость. – А нам эта тоже очень нравится! Наша сбежала, пусть эта у нас живет!

– Жену тебе надо! – отвечал ему Лютомер. – Лоб здоровый! А про сестер забудь, с вами уже ни та, ни эта жить не станут.

Семислава при этом вздохнула, но печальной не выглядела.

– Да уж! – Она ласково посмотрела на Младину. – Не привелось мне с моей дочкой в одном дому пожить. Только увидела – и опять отдавать в чужие люди.

– Такую и в княжий дом отдать не стыдно, – заметил Лютомер. – Ты ешь как следует, дочка. Сейчас пойдем в лес тебе жениха искать.

***

Ратиславля она в этот день так и не увидела. Не доезжая города, Лютомер остановил сани возле оврага. Русло замерзшего ручья, впадавшего в Угру, было почти полностью засыпано снегом, но виднелась тропка, припорошенная последним снегопадом. Он помог Младине выбраться и повел за собой. Она обернулась, еще раз махнула рукой матери, смотревшей ей вслед.

Лютомер шел впереди, и поначалу Младина была сосредоточена на том, чтобы одолевать глубокий снег, ступая в его следы. Потом идти стало легче. Ручей протекал через лес, и идти пришлось довольно долго. Наконец они вышли на сушу и углубились в новую рощу.

– Вот он, Волчий остров. – Лютомер обвел рукой вокруг. – С одной стороны Угра, с другой ручей. Здесь наша стая издавна обитает. И к городу близко, и все же не очень.

Меж деревьев показалась избушка.

– Тут раньше жила моя бабка Темяна, а теперь живет стрыйка Молигнева, ее дочь, – пояснил Лютомер. – Ты здесь эти дни побудешь.

Он постучал, они вошли, отряхнули снег.

– Явился наконец! – приветствовала их хозяйка, крупная, полная старуха. – Сынки твои уж извылись, я вчера уж взяла метлу, хотела идти разгонять!

– Ничего, недолго им еще тебя беспокоить, – улыбнулся Лютомер. – А разгонять вот кто пойдет! – И подтолкнул вперед Младину.

– Это Лютавина дочка, что ли? – прищурилась старуха.

– Это моя дочка! – Лютомер с гордостью стукнул себя кулаком в грудь.

– А-а, – немного подумав, протянула Молигнева. – Та, которую Лютава унесла тогда… Что, уж протухло Чернавино проклятье?