Сокол Ясный

– Лежит теперь у Огняши, ни жив ни мертв, ни здесь ни там. Огняша сам сказал. Говорит, ни в Навь он нейдет, ни в Явь назад… И как же быть-то? Невеста без жениха осталась. А что-то его дед скажет, князь полотеский? Молодой такой парень хороший, жалко тоже…

Ни жив ни мертв… Младина сильнее сжала ее руки, будто в поисках опоры, и закрыла глаза. Перед мысленным взором вновь встало: зеленая трава под белым снегом, два источника – прозрачный и синеватый – и вьется над ними сокол со спутанными лапами, не может приблизиться ни к одному, ни к другому.

…Что-то мелькнуло во тьме перед глазами – белый волк вспорол метель мощным прыжком, привычно преодолевая грань Той Стороны… И рухнул в снег, со всего маху ударившись о ледяную стену, уходящую ввысь, в черноту. Выл ветер, свистели снеговые вихри, и плотная белая пелена засыпала волка, сжавшегося под стеной, оглушенного болью, изумлением и обидой…

Это видение проскользнуло так быстро, что Младина заморгала, пытаясь понять, где она и где это все. Но пелена растаяла, она вновь стояла в избе, и еще звучали в памяти слова. «Молодой такой парень хороший, жалко тоже…»

Она вдохнула – и не смогла выдохнуть. Вся тяжесть зимнего снега навалилась ей на грудь. Казалось, она так близко к нему – но вновь встала между ними грань миров. Она – здесь, а он? Нигде. Она, наверное, может сейчас увидеть его тело, но что в нем толку? Они не встретятся по-настоящему, пока он не воротиться в Явь или пока она не найдет его в Нави.

– Где он сейчас? – едва шевеля губами, выговорила она.

Она хотела убедиться, что на этот раз никакой ошибки нет.

– У Огняши положили.

– Где это?

– Медвежий двор. Там и Лада, там и волхвы-хранители живут.

– Пусть меня проводят.

– Да зачем тебе? – Милозору все больше пугала ее странная невестка.

Она вела себя совсем не так, как подобает, и это уже нельзя было объяснить усталостью долгого пути, горем разлуки с родными и робостью среди чужих людей – теми чувствами, которые полагалось испытывать любой девушке на ее месте. И ее удивительное сходство с той, что сидела под землей, пугало – девушка казалась мороком, блазнем, навкой, вылезшей из могильного мрака и принявшей знакомый облик.

– Так нужно, – выдохнула Младина, почти нежно сжимая руки этой пожилой женщины и совсем не помня, кто она такая. – Пока я его не увижу, весна не наступит. Лада не освободится. Свадеб никаких не будет. Зима будет. Всегда.

– Но что же ты… сейчас прямо пойдешь… – пробормотала Милозора и невольно попятилась.

На лице Младины мелькнуло недоумение. Она вообще не понимала, что такое «сейчас». Время для нее исчезло – точнее, исчезла человеческая способность делить время на отрезки.

Она взяла с лавки укладку с подарками для Лады, которую всю дорогу держала на коленях, безотчетно подняла платок с плеч опять на голову. Потом вышла из избы и побежала через густеющие сумерки к воротам городка. Все холодало, и сторожа у ворот притоптывали, с нетерпением дожидаясь, когда князь со старшими гостями вернется, можно будет запереть и уйти в тепло. Когда Младина проскользнула мимо них, никто и не подумал, что эта девушка в черном овчинном кожухе – та самая невеста, будущая молодая княгиня, которую ждали столько лет и уже отчаялись дождаться.

А ей не требовались провожатые и указания. Она была здесь впервые, но всем существом чуяла, где находится Ладина гора – как если бы на ее валах горели три кольца обрядовых костров, указывая путь в ночи. Она чувствовала ее, как змея чует тепло, как волк чует запах крови. Близость носителей божественного пламени была для нее совершенно очевидна. Но в ней сейчас оставалось так мало от Младины из Заломичей, что они и не удивлялась этой своей осведомленности. Все в ней было подчинено одной цели, одному стремлению. Она уже не могла даже испугаться происходящего с ней.

***

– Я не могу!

Лютава сбросила с головы вывернутый волчий кожух. Лицо ее выражало почти ужас.

Она стояла на коленях в тускло освещенной избе Огневеда. Сам хозяин и с ним Соловей сидел в дальнем углу, вокруг стояли Лютомер и Бранемер, а на лежанке вытянулось бесчувственное тело парня, которого она считала своим будущим зятем. Выглядел он – как на краду кладут: большие черные круги под закрытыми глазами, бледное лицо, волосы прилипли ко лбу. Особых повреждений, кроме ушиба головы, на нем не было, и он едва заметно дышал. Бранемер не зря привел сюда Лютаву с братом: он надеялся, что хотя бы эти двое сумеют найти ведогон Хортеслава там, куда его швырнул удар княжеской секиры. Но даже Лютава, уж какая, казалось бы, опытная путешественница по тропам незримых, не смогла войти туда, куда стремилась. Стоило ей закрыть глаза под волчьим кожухом и «поплыть», как она вновь выплывала в Явь и обнаруживала себя все там же. Это напоминало попытки войти в дверь, нарисованную палочкой на земле. Грань Той Стороны стала непроницаема, как земная грудь для обычного человека. И для Лютавы это было так же страшно, как обычному человеку проснуться и обнаружить, что его не слушаются ноги.