Сокол Ясный

Лечь Младине в эту ночь удалось не сразу: Угляна не имела обыкновения оставлять гостей ночевать, поэтому место, где спать, у нее было только одно. Вдвоем они долго разгребали всякий хлам на скамье, где Угляна потом ей постелила. У Младины собой не было ничего, только гребешок на поясе; Угляна бормотала, что Младине надо будет на днях сходить в Залом-городок, чтобы отец – так она все еще называла Путима – привез ей все «приданое». Младина не возражала, но всей душой надеялась, что отец… то есть Путим, догадается это сделать и сам. Навещать сейчас прежнее гнездо казалось слишком тяжелым испытанием. Как она взглянет на избы, на прежде родных людей, зная, что непоправимо от них оторвана? Даже ссоры с Веснавкой казались теперь пустячными, смешными. Всякая девушка отрывается от родного корня, когда выходит замуж, но взамен она обретает новый род, в котором и сама укореняется со временем, рожая детей. А она, Младина, что получила взамен? Навей да игрецов… Все девы переходят реку и обретают другой берег, а ее унесло на льдине – куда? На тот свет, куда стремятся все земные реки…

Наступающей ночи она тоже ждала с тоской, думая, что заснуть не сможет. Угляна тоже это понимала и потому напоила ее отваром сон-травы. И то ли сон-трава помогла, то ли усталость, которой Младина за своими тревогами сама не осознавала, но она помнила только, как опускала голову на свою свернутую поневу, служившую подушкой, и укрывалась свиткой. А дальше… Дальше началось что-то совсем другое.

…Она стояла в глухой темноте перед какой-то дверью и знала, что ей нужно войти. Было чувство отрады, удовлетворения, будто она одолела долгий путь и наконец достигла цели. Младина тихонько потянула за изогнутый сук и отворила дверь. Внутри было почти темно – стояла ночь, – но впереди горел огонек. Изба была просторная, хоть круги води, и в ней угадывалось присутствие множества людей. За занавеской кто-то похрапывал, сопели спящие на полатях и лавках. Но она знала, куда ей идти, и ее толкало вперед нетерпеливое чувство радостного ожидания.

Младина переступила порог, с легким скрипом закрыла за собой дверь и шагнула в избу. Тихонько простонали половицы, от ветерка ее движения огненная бабочка впереди взмахнула крылышками, будто норовила улететь. В ее слабом свете был виден длинный стол, покрытый красивой вышитой скатертью. Что-то заблестело, Младина присмотрелась: скатерть по краю была обшита красным шелком с золотой нитью. Да и сам огонек горел не на конце лучины, а в красивом светильнике из бронзы. В изумлении она огляделась и поразилась еще больше. Глаза привыкли к тьме, и она теперь видела, что попала в сказочно богатый дом. У стен стояли резные лари, один на другом, покрытые ткаными покрышками; блюда, миски, кринки на столе были из серебра, с чеканными крылатыми зверями, из ярко расписанной глины. У Заломичей было одно такое блюдо из греческой земли, так его ставили на стол только по самым большим празднествам. А здесь их был десяток! На краю стола виднелось еще одно блюдо из узорного серебра, покрытое «дедовым» полотенцем, со множеством разбросанных вокруг ложек. Да здесь сегодня празднуются Осенние Деды, сообразила Младина. Она огляделась, но никого из призрачных гостей не увидела. Ложки разбросаны – значит, предки хозяев уже поели и ушли.

Но она пришла сюда не любоваться чужим богатством. Неслышно ступая, Младина миновала стол и приблизилась к одной из лавок. Здесь спал рослый, широкоплечий парень в белой сорочке, по грудь укрытый одеялом. Он лежал на спине, закинув руку за голову, и Младина ясно видела его лицо. То самое лицо, которое уже однажды встречалось ей – во сне, как думалось, чудной купальской ночью. Длинные волосы разметались по подушке, будто лучи вокруг солнца. В свете огня они чуть-чуть отливали золотом.

Младина застыла, глядя на него. Она не думала, сон это или нет, она просто наслаждалась ощущением того, что он, Хорт, снова рядом. Он есть, он существует, и она снова нашла к нему дорогу, сама не зная как. И все в ее порушенном мире встало на свои места. Она была рядом с ним, а значит, на месте. Мир обрел устойчивость и смысл, душу заполнил блаженный покой, о котором она почти уже забыла за эти долгие месяцы.

Она тихонько села на край лежанки, почти не дыша, но ожидая, что сейчас он почувствует ее присутствие и проснется. Прикоснувшись к одеялу, она мельком отметила, что оно сшито из волчьих шкур. Младина молча ждала, желая, чтобы он открыл глаза и увидел ее, но не зная, что она ему скажет. Но почему же он спит? Она коснулась его груди, погладила по щеке. Он глубоко вздохнул во сне, даже, кажется, улыбнулся… Или это тень от огонька так играет? Младина склонилась ближе, пытаясь понять, мерещится ли ей эта улыбка, сама улыбнулась от радости при виде того, как он хорош собой. Он лучше всех на свете, ее удивительный жених, подаренный лунной женщиной…