Сокол над лесами

Три дня прошло с тех пор, как Далята побывал у Перунова камня. На четвертый в Хотимирль вернулся Требогость, Ходунов сын, с четырьмя отроками, которых Благожит посылал гонцами в Плеснеск с приглашением для женихов. Послал не напрасно: с собой они привезли самого Чудислава, одного из знатнейших бояр земли бужанской. С ним был его сын Неговит, приятного вида отрок пятнадцати лет.

– А еще познатнее жениха ожидай к Перунову дню, – добавил Чудислав, пока Благожит и Карислава благосклонно улыбались отроку. – Вслед за нами будет к тебе Святослав, молодой князь киевский, с матерью своей Ольгой, сродниками и дружиной. Он отрок неженатый, тоже хочет счастья попытать.

– Кто?

Благожит услышал знакомые имена – немало он думал об этих людях в последние месяцы, – но смысл сказанного до него не дошел. Для него просто не нашлось места в голове.

– Святослав киевский, князь молодой, с матерью и сродниками, – повторил Чудислав. – Приедет к тебе к Перунову дню, тоже свататься к твоей дочери желает. Я к тебе послом от них и от Етона, господина моего. Етон – сват Святославов, да по старости лет своих и телесной немощи сам прибыть не может. И вот какую речь он тебе послал: были нелады меж тобой и Святославом, да коли породнитесь вы, то и станете жить единым родом. А он, как руси киевской друг и союзник, желает всем сердцем, чтобы был меж вами мир.

– Про что ты говоришь? – недоуменно хмурясь, промолвил Благожит.

Он был растерян и почти разгневан. Чудислава он знал давно и никак не ждал, что этот почтенный, родовитый человек поедет из Плеснеска, чтобы шутить с ним, князем, такие глупые и оскорбительные шутки!

Чудислав вопросительно взглянул на княгиню и на родичей Благожита, сидящих с хозяйской стороны стола перед чуровым очагом. Словно спрашивая: князюшка глуховат или головой скорбен? Ведь два раза ему, как дитю малому, растолковал.

– Ты ведь посылал гонцов, что, дескать, желаешь дочь отдать и зовешь женихов за нее состязаться?

– Посылал.

– Ну так вот: Святослав киевский на зов твой откликнулся. Уж ему знатности рода не занимать.

– Святослав мертв, – ответил не менее изумленный Гордина. – Уж месяца два как.

– Из Нави он, что ли, свататься придет? – с беспокойством хмыкнул Родим.

– А я его десять дней назад живым видел! – улыбнулся Чудислав.

– Где?

– Да на Горыни, – боярин махнул рукой в сторону реки. – У Горынца, городка нашего близ Плеснеска. Перед Купалиями приехали они все – Святослав, мать его Ольга и сродники – в Плеснеск, к Етону. До того уведомил нас Людомир волынский, будто убит Святослав лихими людьми на волоке, да только то неправда оказалась. Жив он и невредим. И я своими глазами его видел, и князь мой Етон, и все мужи плеснецкие.

– Можешь поклясться?

– Пусть земля кости мои не примет, коли лгу! – Чудислав поклонился Благожитовым чурам, призывая их в послухи.

Хотимиричи помолчали, изумленные не менее, как если бы прямо в обчине вдруг грянул гром небесный. Как заподозрить во лжи такого почтенного человека и не поверить его клятве. Но и поверить в то, что он сказал, было тоже невозможно.

– Зачем русы в Плеснеск приезжали? – спросил Обаюн.

– Етона проведать. У нас договор с Киевом: если у Етона сыновей не будет, после него земля бужанская Святославу киевскому отходит. Вот кияне и тревожились, как бы князь наш не захворал от огорчения, коли дойдет до него вздорный слух, будто Святослав убит.

– А точно ли он? – Обаюн наконец нашел лазейку.

– Мать сама его привезла! – Чудислав развел руками. – Чтобы мать, перед всем честным людом, вместо сына родного другого кого показала – не стерпит такое земля. Да и кияне его знают, их не обманешь.

Хотимиричи переглядывались. Известие о том, что Святослав жив, пока заслонило в их умах даже второе – что он тоже намерен свататься.

– Обожди, Чудиславе, – попросил Благожит, одолевая головокружение. Слишком много страшных, неожиданных вестей валилось на него с весны, и теперь казалось, что все кости в теле растаяли, оставив его бессильным, как соломенное чучело. – Отдохните покуда… Потом еще поговорим.

Бужане отправились в баню, а Благожит велел позвать к нему древлян.

– Кто-нибудь из вас Святослава киевского в лицо знал? – спросил у них Обаюн, чуть менее князя потрясенный и яснее соображающий. – До того сражения при волоке?

Древляне переглядывались. До войны Святослав ни разу в жизни не бывал в земле Деревской, и даже ее старейшины, павшие на Ингоревой могиле Любовед и Турогость, видели его в Киеве, лишь когда он был малым ребенком. Коловей и прочие отроки встречали его зимой, во время битвы на Размысловом поле. Но что там углядишь – в пасмурный зимний день, когда толком и не светало, за два-три перестрела, под шлемом? Только то и различили, что князь киевский – отроча. Сиди на его коне девчонка вместо отрока – и то бы не догадались.

В конце концов все вопрошающие взоры обратились к Бересту. Весь похолодев от сознания такой ужасной ошибки, он лихорадочно пытался вспомнить, видел ли когда Святослава вблизи. Но нет – лицом к лицу он сталкивался только с Лютом, а Святослава видел, как и все, издалека.