Мальчишка как раз кинул щит вниз, прикрывая ноги. Широко размахнувшись мечом погибшего Перезвана, Коловей рубанул наскось, разваливая алое пятно через ключицу и грудь. С коротким хрипом отрок дернулся и рухнул навзничь. Пролаз рядом с Коловеем тоже его видел; пока Коловей с остальными отбивался от двух наседавших русов – один был зрелый муж, а второй тоже отрок лет пятнадцати, – Пролаз быстро нанес лежащему пару ударов топором по шее, точно хворост рубил. Вцепился в светлые волосы, подхватил голову с земли и отскочил назад.
– Есть! – во всю мочь заорал он. – Дерева! Он у меня!
Натиск на княжий шатер длился считаные мгновения, но русы уже бежали со всех сторон. Еще немного, и древляне окажутся в кольце.
– Отходим! – заорал Коловей. – Смелянко, труби, труби!
Больше не было смысла терять людей в безнадежной схватке. Дело было сделано, и древляне стали поспешно откатываться к лесу. Коловей отходил одним из последних, криком побуждая всех своих, кто мог его слышать, возвращаться.
Вот и опушка. Мимо пробежал Пролаз, неся в руках нечто округлое. На истоптанной земле позади него оставалась дорожка из крупных кровавых капель.
Телохранители унесли Люта к шатру, еще пока схватка у лодий не закончилась, а лишь затухала. Уже видно было, что русы отогнали нападавших обратно в лес, часть ушла на тот берег Ужа, белые свиты лишь огрызались выпадами, отступая.
В шатер не стали заносить, положили наземь перед откинутым пологом – здесь было светлее перевязывать. Скользящий удар копейного острия оставил на бедре длинную резаную рану, довольно глубокую и обильно кровоточащую. Кривясь от боли, Лют сбросил шлем, Сигдан стащил с него доспех и стал освобождать от лишней одежды. Между делом оба оглядывались в сторону княжеского шатра.
– Что ж там такое… куда лезут, йотуна мать! – бормотал Лют: с земли ему было плохо видно. – Прямо где князь…
– Его стяг указывает им цель, – заметил Сигдан, снимая с него серую свиту, служащую поддоспешником. – Куда же еще им рваться?
Пока его несли от реки, Лют успел бросить лишь один взгляд на княжеский шатер. Он видел, как отроки мечутся за спинами гридей, но есть ли среди них Святослав, не разглядел. В глаза бросалась лишь красная рубаха Остроглядова Божатки.
Из шатра вышел Искрец с кожаным мешком в руках, где были полотняные полосы от старых рубах и настилальников – на перевязку. Многоопытная Ута знала, как собирать мужчин в поход, и после всего лишь второй своей битвы Люту не было надобности драть на повязки ту сорочку, что была на нем надета.
– Сейчас промоем и так перевяжем, – Искрец глянул на него, опускаясь на колени, – а потом зелья сделаем, еще раз промоем.
К ним подошел Велеб – с топором за поясом, с мокрыми руками и кровавыми пятнами на подоле сорочки.
– Ранен? – окликнул его Лют.
– Нет, это я Кольбена перевязывал.
– Что у него?
– Да под щит рубанули, но кость цела. Ты заговаривать умеешь? – спросил Велеб Искреца, глядя, как тот перевязывает Люту бедро.
– Нет. Я ж не бабка!
– Тебе сколько лет? – Велеб присел рядом с Лютом.
– Ну… девятнадцатое идет… – тот удивился вопросу и не сразу сообразил. – Мистина так говорил.
– Точно не двадцатое?
– Да вроде. А тебе к чему?
– Мне – двадцатое. А заговаривать можно только моложе себя.
– Ты умеешь, что ли? – удивился Лют, не ожидавший таких умений от своего оружника.
Перевязывать в дружине все умеют, но заговаривать – особое искусство.
– Так я семь лет в Перыни у волхвов обучался, – Велеб поднял над раной ладони, будто ощупывая нечто невидимое.
– Вот те раз! – изумленный Лют взглянул на телохранителей. – У нас тут волхв завелся, а мы не знали.
– Мы думали, он только петь горазд, – хмыкнул Искрец.
– Да я не волхв… Просто… у Селимира, стрыя моего, сыновей так и не народилось, все думали, я после отца за ним буду…
– Чего – будешь?
– Ну, князем люботешским. Лежи тихо. Дренги, не болтайте пока.
Велеб наклонился над перевязанным бедром Люта, где на белом мягком полотне проступало кровавое пятно, и принялся шептать. Лют напряженно вслушивался, встревоженный этим лечением сильнее, чем самой раной. Велеб осторожно водил пальцем вокруг кровавого пятна, ни единого слова разобрать не удавалось. Все они сливались в единый шорох, но этот звук проникал, минуя уши, прямо куда-то внутрь. И впрямь человек умеет, мысленно отметил Лют.
Но лежать смирно ему было трудно: терзало беспокойство, что происходит за шатрами.
Наконец Велеб закончил: кровавое пятно застыло и больше не увеличивалось.
– Чего там, погляди! – Лют поднял голову к Сигдану, который, выпрямившись во весь рост, смотрел на мельтешение перед княжьим шатром.
– Уже почти все. Они уходят.
– Стой! – вдруг заорал Лют, так что Искрец дернулся и схватился за оружие. – Не бей!
Но не успел: у него на глазах Свейн Щербатый, в горячке ярости, рубанул секирой по незащищенной голове упавшего перед ним раненого в белой свите.
– Йотуна мать, Хель тебе в рыло! Свейн! Ты совсем дурной!
Свейн обернулся к Люту, опустив окровавленный топор и тяжело дыша:
– Этот гад убил Асбьёрна! Я должен был ему отомстить!