— Да понять нетрудно, — лукаво улыбнулась Милена. — За кем же еще на Руси ратники следовать могут? Опять же брат мой тебя в оконце узрел. Правда, лишь перед самым твоим отъездом, так что даже поздоровкаться не успел, но меня известил.
А вот гривны за этот труд она брать отказалась. Наотрез. За две рубахи для дружинников взяла, а за эту — нет.
— Коли ты и впрямь желаешь уплатить, государь, то заставь прикусить языки тех поганцев, кои о Святозаре — твоем сыне и моем венчанном супруге, лжу погану распускают. Тогда и в расчете со мной будешь.
— Сама ведаешь, что тут я не в силах, — сконфуженно развел руками Константин. — К тому же нет дыма без огня. Есть люди, которые собственными глазами видели, как он на пиру с басурманами гулял и как врата у Яика открыть повелел, а когда поганые народ христианский резать принялись, смеялся весело.
— Да брешут они, как мерины сивые! — воскликнула женщина.
— Знала бы ты этих видоков, так тоже поверила бы, — угрюмо произнес Константин. — А теперь что сделаешь. Добрая слава на вратах весит, а дурная — по белу свету бежит. Думаешь, у меня сердце кровью не обливается, когда мои люди доносят о том, как его в народе величают?! — И горько усмехнулся. — Это раньше он в Святозарах ходил, а ныне его и Иудой, и Каином, и Святополком Окаянным прозывают. Гусляры уже такое наплели — хоть за голову хватайся. Не слыхала?
— Вот еще! И слушать не желаю! — строго поджала губы женщина.
— А что ты там про венчание-то говорила? — уточнил Константин. — Насколько я помню, Святозар, после того как благословение у меня испросил, из Оренбурга никуда не уезжал. Когда это вы успели?
— Да в Угличе, — просто ответила Милена. — Приезжал он с тех рубежей как-то, вот и утянул под венец.
— Утянул, — усмехнулся Константин. — Будто бы ты сама не хотела.
— Без благословения — нет! — резко мотнула головой Милена, и Константин почему-то поверил ей. — Да уж больно горячо он уверял, что не устоит государь супротив сыновней просьбишки. А чтоб никто тебе до поры до времени не донес, мы с родней сразу после венчания сюда перебрались. Святозар-то, касатик мой, всю дорогу уверял, что батюшка-де век гневаться не станет, сменит его на милость, да, видать, не успел, — вздохнула она.
«То-то он, приехав на побывку, сразу в Углич подался, — припомнил Константин. — Теперь понятно зачем».
— Успел Святозар, — нехотя откликнулся он. — И разрешил я ему. А где венчались-то хоть? — уточнил, меняя тему.
— В церкви Всех святителей. Святозар еще шут-ковал, мол, не один отец Никодим, а все святители нас благословляют. Так что быть нам вместе до старости, пока всех внуков и правнуков не поженим, а помрем — так в один день, чтоб никто погоревать не успел. Да не вышло по его-то, — и глаза Милены наполнились слезами.
«Ну прямо Александр Грин! — возмущался Константин на обратном пути. — И умерли они в один день… Тьфу! И что теперь делать?! Гривны брать отказалась, помощь тоже не приняла. Скажите, пожалуйста, какие мы гордые! Пока длинные языки не отрежу — ничего ей от меня не надо. Вот же дурная баба! Ее послушать, так у меня вся Русь немой должна стать. Ну и пусть живет как знает! Подумаешь, цаца выискалась!»
Однако, вернувшись в Рязань, он первым делом вызвал к себе Любомира и насовал ему кучу тайных поручений. Сюда входило и строительство нового просторного дома — нечего семье в хибаре ютиться, и отправка в селище лучших лекарей. Пусть посмотрят ее отца Мудролюба, в крещении нареченного Петром, и брата Первака.
— Максимом его поп назвал, — хмурясь и не глядя на внимательно слушавшего Любомира, зачем-то пояснил он. — Только пусть они поосторожнее с нею будут.
— С кем? — не понял тот.
— С этой, с Пелагеей Петровной или, как там ее — Миленой Мудролюбовной. А переезжать не захочет — о сыне напомни да о маленьких сестре с братом. Поди до сих пор вповалку на одной лавке спят. Да и о Перваке тоже. Ладно сестренка ее, Маша. Она хоть и в невестах бегает, но если что — жить в женихов дом пойдет, а Максиму с Иваном куда деваться? Об этом пусть подумает. Гривен она от меня не берет, так что ты уж как-нибудь в обход зайди — заказов ей подороже напихай, что ли. Ну, тут не мне тебя учить. Помню я, какие коленца ты выкидывал, когда я с матерью Святозара встречался.
Отпустив его, он направился к патриарху, и тоже с просьбой. На сей раз она касалась учебы маленького Истислава.
— Ты уж расстарайся. Священника на тот приход поставь из числа самых лучших учителей.
— Давно пора, — откликнулся владыка Мефодий. — Сам сказывал, когда сыновей беглых князей на службу брал — что, мол, сын за отца не в ответе.
— А ты теперь это с амвона скажи! — неожиданно для самого себя озлился Константин. — И не мне, а народу. Вон прямо в храме Святой Софии! Заставь народ заткнуться, а я посмотрю, как оно у тебя получится!
— Злопыхателей и я не уйму, — строго ответил патриарх. — Одначе, сын мой, кручиниться о том тоже не след. Гоже ли с оглядкой на эти разговоры жить?