Сокола видно по полёту (СИ)

— Не зря его называют Бес! — сказала юная леди Боррелл, с яростью глядя в маленькую удаляющуюся спину.

— Вот бы ещё в моё время карлики рассуждали о рыцарской чести! — всплеснула руками септа. — Они только и годились, что быть шутами… а сейчас, смотри-ка, и лорды появились. Так, глядишь, и рыцари скоро будут… Тьфу, срамота!

Глашатай вновь получил свиток с правилами из рук главного распорядителя турнира через копьё сира Саймонда. И зачитал их во всеуслышание: «Все бьются против всех! Победителем считается последний удержавшийся в седле или устоявший на ногах воин! Воспрещается использовать боевое оружие! Мечи, топоры и секиры должны быть затуплены, копья без острия, а булавы без шипов! Мечами можно рубить, но не колоть! Конный не может атаковать пешего! Воспрещается нападать на лежащего! Если воин не может подняться сам, его оруженосец вправе помочь ему покинуть арену! По звуку гонга все должны прекратить бой! Да победит сильнейший!»

Общие схватки всегда были опаснее одиночных поединков, поэтому устроители турнира, посовещавшись, решили всё же добавить в правила пункт о гонге. Если бой вдруг затянется и окажется слишком кровопролитным, сир Илис его остановит. Совсем избежать смертей не удастся, но и устилать арену сплошным покрывалом из мёртвых тел накануне свадьбы Роберта никто не хотел.

Бойцы стояли на поле — конные и пешие — и, внимая глашатаю, одновременно перемещались туда-сюда, присматривая себе и временных союзников, и первых противников. Именно этим общие схватки всегда и привлекали больше участников — до самого последнего момента турнира каждый мог выбрать себе соперника по силам. А дальше — как пожелают Семеро.

Отдельной группой высились на конях четыре брата Сандерленда. Под Оливером гарцевала другая лошадь, и доспех был не такой роскошный. С этого воина сир Хардинг уже получил своё за победу. Бенедикт тоже рассчитался с Седриком Игеном, но, в отличие от старшего брата, второго комплекта не имел, поэтому сидел среди зрителей рядом с одноруким Рейлоном. Оба с тоской смотрели на поле и на братьев.

Выделялся из общей массы и Робар Вайдман, с хищной улыбкой поглядывающий на Роланда Уэйнвуда — внука леди Аньи. Уоллес не стал участвовать в общей битве, но сиру Робару и одного Уэйнвуда было достаточно, чтобы потешить своё тщеславие. Он показывал Роланду свой родовой щит и скалился в предвкушении.

Разномастная толпа волновалась, словно море. Богатые, с инкрустацией и чеканным рисунком наплечники и наручи одних воинов перемежались нагрудниками из варёной кожи и скромными открытыми шлемами других. Под одними стояли смирно мощные боевые кони, под другими гарцевали изящные, тонконогие, но чуткие к командам жеребцы. Символы на одежде и щитах давали участникам понять, кто стоял перед ними: веер из серебряных стрел указывал на Хантеров, копейные наконечники на Муров, крылатая чаша на Херси, три белых свечи на Ваксли, чайки и золотые крылья на Шеттов, красная кувалда на Брейкстоунов, синий вилообразный крест на Колдуотеров. На поле даже был белый паучий краб Борреллов. Не имея ни одного сына, лорд Годрик купил согласие жениха одной из своих дочерей, и тот взял его имя — и сегодня отстаивал честь Волнолома с Милой Сестры.

Распорядители ратного поля заняли свои места, и сир Илис ударил в гонг.

Схватка началась далеко за полдень и продолжалась до самых сумерек. Талли, Ройс и Темплтон носились по периметру на взмыленных лошадях, следя за боем, указывая стражникам на участников, что нарушали правила, в глупой надежде, что в сгущающейся темноте и пылу сражения этого никто не заметит: кто-то колол мечом противнику в бок, кто-то на коне наезжал на пешего, кто-то продолжал охаживать булавой лежащего. Таких выволакивали с поля, чтобы потом призвать к ответу. За свои недостойные поступки нарушители расплачивались доспехами, оружием и добрым именем.

Бойцы создавали временные группы, бились с другой, столь же недолговечной, потом расходились в стороны, чтобы объединиться с кем-то ещё против недавних союзников. Скрещивались мечи и топоры, лязгали о нагрудники и шлемы. Секиры и булавы грохали по щитам, сминали наплечники. Рыцари падали, сражённые мастерством противника, сбитые с ног чьей-то мощью или сноровкой. Кони сшибались грудью, ржали, топтали упавших. Только что два воина сражались плечом к плечу, и вот они уже рубили друг друга мечами с тем же ожесточением. Кто-то пытался выбраться из толпы, иные лежали, не в силах подняться. И роскошные, и невзрачные доспехи покрылись вмятинами и грязью. И молодые, и изборождённые морщинами лица покрылись пылью и кровью.

Когда на поле остался лишь один стоящий на ногах воин, на ограде горели десятки факелов, а по четырём углам поля подожгли железные котлы со смолой. Талли даже не сразу узнал старшего Сандерленда за сплошной коркой из грязи и крови — своей и чужой. Лорда Тристона разбудили с большим трудом, вылив на него ведро воды.