Сокола видно по полёту

— Сегодня все красивые, Роберт. Посмотри, — сказала она.

Парни были в чистых рубашках, новых дублетах, девушки в туниках из тонкой кожи, вышитых узорами из разноцветных кожаных полосок и украшенных лунными камнями. По их спинам струились распущенные волосы, перевитые кожаными ремешками. Взрослые воины — в варёной коже, в резных доспехах, многие с накинутыми на плечи меховыми плащами — стояли кучками, переговаривались и время от времени окликали шутками снующих туда-сюда женщин. Виновники торжества, одетые в самые нарядные рубашки и кожаные жилеты, гордые от осознания важности происходящего, вышагивали в толпе этакими петухами, снисходительно посматривали на тех, кому ещё только предстоит когда-нибудь пройти их путь.

— У Торстена самая красивая рубаха, — отметил Роберт.

Грай зарделась.

— Это я ему шила, — пробормотала она, а потом застенчиво улыбнулась: — Для тебя я сделаю ещё лучше, Роберт. Торстен сказал… что ему Ульф сказал… что он сказал тебе, что в следующем году ты можешь стать членом племени.

— Надеюсь, мне позволят…

— Никто не сможет запретить тебе принести свой дар Огненной ведьме и стать Обгорелым. Нужно только, чтобы трое членов клана поручились за тебя.

— Ну, ты ведь поручишься за меня, правда? — улыбнулся он. — Так что один поручитель у меня уже есть.

— С радостью, Роберт, ты же знаешь. Но… но это должны сделать мужчины. Только мужчины могут поручиться за чужака.

Кто-то схватил Роберта за локоть и поволок в сторону.

— Грай, я его забираю, — крикнул Торстен, а потом повернулся к нему: — Смотри, какой меч мне подарил отец… то есть вождь. Смотри! Это один из тех, что висел у него на стене.

Роберт оценивающе глянул на длинный двуручный клинок и удивлённо вытаращил глаза.

— Да он почти с тебя ростом! Как же таким биться?

— Теперь буду тренироваться… День и ночь буду! Нравится?

— Годный, ага. Надеюсь, Атли не поставит тебя с этой дубиной против меня с моей кривулей… — покачал головой Роберт.

— Зря ты так. Аракх — добрый меч. Он не одолеет двуручник, если они сшибутся. Но если воин с аракхом резвый и ловкий, им и сшибаться не придётся. Ивер так и отказывается учить тебя?

— Он всё рассказал, что сам знал о мече. Показал основные удары и приёмы — как нападать, уворачиваться, защищаться… Но тренировать не хочет. Ничего, я что-нибудь придумаю. — Роберт полез в карман, достал небольшую деревянную кружку-ковшик и протянул Торстену: — У меня тоже есть для тебя подарок. Я сам делал. Специально, чтобы кровь пить. У тебя теперь будет свой собственный черпак.

Торстен хмыкнул:

— Ты до сих пор впечатлён?

— Такое не забывается, — ухмыльнулся Роберт в ответ.

Его чуть не стошнило, когда он увидел это в первый раз. Кабан, которого завалили Хаген и Ульф, был здоровый, не меньше сорока пяти стоунов, а то и все пятьдесят. Охотники, покряхтывая, перевернули поверженное животное копытами вверх и вспороли ему брюхо. А потом Торстен подал Хагену берестяной ковш, и тот погрузил его внутрь туши, наполнил дымящейся кровью и немного отпил, после чего пустил по кругу. Мужчины делали два-три глотка и передавали дальше. Они обсуждали удачную охоту, улыбаясь красными губами, скалили красные зубы, с их ладоней, подбородков, с ковша срывались тёмные вязкие капли, и Роберт с трудом удержался, чтобы не отбросить его от себя, когда он вдруг оказался у него в руках. Обгорелые рассмеялись, кто-то зло пошутил, но заставлять его тогда никто не стал. Только собственноручно убив своего первого оленя, Роберт отведал тёплой свежей крови. «Сегодня ты никак не можешь отказаться», — шепнул ему Торстен. И Роберт первым сделал положенные два глотка из красного ковша, а потом передал его по кругу.

— Это из железноствола, — сказал он, кивая на свой подарок. Круглая, гладкая, с цельной ручкой с двумя отверстиями для пальцев чаша блестела от полировки, витой кожаный шнурок позволял прикрепить её на пояс, либо носить на шее. — Шигга сказал, это дерево не впитывает в себя ничего, и потому не красится. Теперь у тебя есть личный черпак для охоты³.

— Мне нравится, спасибо, — Торстен хлопнул друга по плечу. — Пойду отнесу подарки в шатёр, завтра заберу. Мы ведь сегодня уже не с вами ночуем.

Роберту стало грустно.

— Кто теперь будет старшим у нас?

— Думаю, Вилфред.

Женщины продолжали заставлять столы мисками с печёным чесноком и луком, толчёным горохом со шкварками из кабаньего сала, огромными блюдами с жаренным на этом вытопленном сале ливером — кабаньими, оленьими и лосиными сердцами, тёмной печенью, пористым лёгким и жгутами заранее хорошенько выскобленных и промытых кишок. На костре медленно томилась медвежья туша. Из бочек лилась в медные кувшины берёзовая брага для взрослых и ягодный отвар для детей. Солнце постепенно клонилось к закату, огонь ритуального костра полыхал, швыряя ввысь снопы трескучих искр.