Соколиная охота

Надежда слегка заерзала под пристальным взглядом Татьяны. Дело в том, что, рассказывая о своих приключениях, Надежда Николаевна немного покривила душой. То есть основные факты она изложила весьма правдиво — про ее похищение, про подвал и про то, как Алиса уложила двоих бандитов. Она рассказала также про то, что видела Алису ночью, про то, что с помощью тихого алкоголика Венечки выкопала из-под листьев дамскую косметичку, про то, как засунула ее в списанный автоклав, а дальше слегка отошла от истины. Она сказала, что предприимчивый больничный шофер Ваня уже увез автоклав к себе в деревню. Как говорится, куй железо, не отходя от кассы!

Если начальство разрешило — надо пользоваться, пока оно, начальство-то, не передумало. И теперь нужно ждать следующих выходных, когда Ваня поедет в деревню и вытащит из автоклава косметичку. Он обязался привезти ее обратно, ему, дескать, чужого не надо.

— Ты по-прежнему не хочешь сказать, что было в косметичке? — настаивала Татьяна.

— Да честное слово — ничего не было! — с жаром воскликнула Надежда, старательно смотря на Татьяну незамутненным взглядом. — То есть я не заметила, но определенно там было что-то важное, иначе Алиса бы так за ней не гонялась.

— Ну ладно, подождем до выходных…

— Знаешь, — сказала Надежда, чтобы поскорее уйти от опасной темы, — мне кажется, разработку никто не успел украсть. Во всяком случае, все окружение Загряжского так думает. Иначе бы они не вертелись вокруг.

— Ну и что? — Татьяна глядела сурово.

— А то, что у тебя есть шанс ее найти! — воскликнула Надежда. — Нужно только узнать, где он спрятал документы, а потом… — Она прикусила язык. Татьяна ведь не знала, что есть ключ, который открывает волшебную дверь, и этим ключом является палец.

Дамы обменялись телефонами и расстались, условившись держать друг друга в курсе событий. Едучи домой в метро, Надежда думала, что нашла ответ на один из вопросов: откуда у Загряжского могут быть большие деньги? Денег у него не было, но была документация уникального скоростного самолета, которую он собирался продать за большие деньги. Остался еще один, самый важный, вопрос: где искать документы?

И на еще один вопрос, касающийся лично Надежды Николаевны, она могла теперь дать ответ. Если раньше непонятно было, за каким чертом ей влезать в опасную передрягу и в разборки с бандитами, то теперь ее поступки обрели смысл: нужно помочь Татьяне выручить мужа из беды. Найти документы и отдать этому типу из органов. Только подстраховаться, чтобы Павлу Грибову не причинили неприятностей.

Надежда приободрилась, потрогала спрятанную в потайной карман косметичку и вышла на своей остановке.

* * *

Калерия Эдуардовна аккуратно, стараясь не помять поля, сняла шляпу, повесила на плечики пальто, по неистребимой привычке переобулась в тапочки, прошла в комнату, достала из сверкающего хрусталем серванта бутылку армянского конька, налила себе полную рюмку и выпила.

По щекам ее поползли грязные дорожки слез.

Здесь, у себя дома, она могла себе это позволить.

Калерия Эдуардовна оплакивала не беспутного мужа Аркадия — с ним она разошлась достаточно давно, да и никогда особенно его не любила. Она оплакивала даже не своего двоюродного братца Мишу, известного в определенных кругах как Кабаныч. Мишу, конечно, было жалко, но не до такой степени, чтобы пускать слезу, тем более что встречи их, вследствие специфики Мишиных занятий, были нечастыми.

Плакала Калерия, как обычно плачет любая женщина, о собственной жизни, пролетевшей так быстро и оставившей после себя только горечь.

Калерия Эдуардовна налила еще одну рюмку и сказала себе:

— Жизнь не удалась!

Единственным, кого она действительно любила, был ее отец, Эдуард Вахтангович, великий человек.

Так говорили все его друзья, собираясь в их небольшой, но прекрасно обставленной и уютной квартире по самым разным поводам.

«Выпьем за этого великого человека!» — обязательно говорил кто-нибудь из друзей.

Эдуард Вахтангович был директором гастронома.

Не самого крупного в городе, не самого известного.

«Не нужно выделяться, — говорил он часто, — не нужно быть на виду. Властям понадобится козел отпущения, и они выберут того, кто слишком выделяется. Надо быть скромнее».

Еще он часто говорил: «Мне не нужна скандальная известность!»

И у него не было скандальной известности, но в определенных кругах, очень узких, но очень влиятельных, Эдуарда Вахтанговича хорошо знали. И очень уважали.

Многие теневые дельцы тех времен ссылались на него как на высочайшего эксперта:

«Эдуард Вахтангович считает, что с рыбой сейчас лучше не связываться».

И те, кто прислушался своевременно к этому совету, через несколько месяцев тихо радовались, потому что те, кто связался с рыбой, собирали маленькие чемоданчики и отправлялись в «места, не столь отдаленные».

Еще Эдуард Вахтангович любил повторять фразу, услышанную когда-то от старого киноактера второго плана: «Главное правило — держаться подальше от камеры и поближе к кассе».

В устах Эдуарда Вахтанговича слово «камера» приобретало совсем другой смысл, чем в устах артиста: зловещий и роковой.