Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ)

— Как так получилось? — дивилась Маша, облизывая пересохшие губы. — Мы и воду из Одолень-ключа и минералку Константина Щаславовича растягивали на несколько дней или даже недель.

— Ну так в тонких мирах и время иначе течет, и вода из Одолень-ключа особыми свойствами обладает, — напомнил ей что-то обоим известное Лева, пока Ева, сидя на чурбачке, боролась с сонливостью, а Ксюша копалась в аптечке в поисках препарата от переедания.

После короткого привала, вернув пустой противень в печь, угли в которой не только погасли, но и рассыпались пеплом, продолжили путь по лесу. Река так и не приближалась, а гигантские темные кедры стояли стеной, словно насмехаясь и давя своим величием. Вдруг деревья расступились, открывая полянку, посреди которой росла одинокая яблоня. Хотя у ее садовых собратьев едва появилась первая завязь, раскидистые ветви лесной красавицы усыпали золотые плоды.

Ева обернулась на спутников, чтобы проверить, видят ли диковинку они, и с удивлением обнаружила, что Маша исчезла, оставив рюкзак на попечение мужа. Вместо нее в сторону дерева метнулась похожая на павлина птица с сияющим живым огнем, переливающимся всеми оттенками пламени опереньем. Опустившись на ветви, она принялась клевать золотые яблоки, да так рьяно, что верхние ветви мигом опустели. Птица нацеливалась на нижние, когда ее одернул Лева.

— А можно без вандализма, — с укоризной проговорил он, срывая несколько плодов с ближайших к нему веток и протягивая Ксюше и Еве. — Может быть, нам, жадоба, оставишь? Тебе же худо потом будет.

Птица исчезла, а вместо нее в объятия мужа откуда-то сверху скользнула слегка растрепанная и очень смущенная Маша.

— Извини, не удержалась, — проговорила она, пряча лицо на его груди.

— С кем не бывает, — примирительно улыбнулся Лева, снимая с ее одежды и волос сияющие золотом перья. — Против природы не попрешь. Я тоже в малиннике или на медовых ярмарках дурею. Хоть пасеку на даче заводи.

Ева изо всех сил старалась на них не глазеть. Если бы она не видела превращения Филиппа, точно бы подумала, что ей самое время не тащиться куда-то по лесу, а отправляться к психиатру. Сейчас она только вспомнила рассказ Евдокии-Даждьросы о том, что отыскавший наковальню Финист, выковав на ней меч, сразивший Хозяина Нави, женился на Жар-птице. Дева верхнего мира вернулась к нареченному суженому, не обретя счастья с Кощеем.

Родившиеся от их союза мальчики унаследовали силу отца, девочки же пошли в породу матери, и этот обычай продолжился в потомках. Получается, Филипп в каком-то там колене родня Маше. То-то ее брат показался на него похожим. Хотя, насколько Ева поняла, семейный дар не унаследовал.

Ксюша меж тем уже сняла пробу с яблока и ожидаемо скривилась:

— Ну и кислятина!

— Ну а что ты хочешь от дички, — с хрустом надкусывая яблоко, пожал плечами Лева. — Или скажешь, что у моего батюшки и садовые не едятся? Бери с Маши пример.

— Я, знаешь ли, Шатунов, по другой части. Мои родичи всякую траву не едят.

— Так они и выпечку, между прочим, не лопают.

— Потому что им не перепадает. А собаки очень даже любят хлеб.

Ева слушала эту перепалку и не могла понять, о какой родне Ксюша ведет речь. Впрочем, подруга и в самом деле к зелени относилась без особого энтузиазма. Зато мясо обожала едва ли не больше сладкого. Надкусывая очень кислое, но сочное и прекрасно утоляющее жажду яблоко, Ева невольно вспомнила старую сказку про Привередницу и гусей-лебедей, к которой постоянно апеллировал Лева. А Молочная река с кисельными берегами им тоже встретится на пути?

Пока, оставив позади вновь поднявшую облегченные ветви яблоню, они вышли к обычной, широкой и полноводной реке, другой берег которой тонул в непроглядном тумане. На этой стороне, возле края обрыва, потихоньку сползая к воде, сиротливо жались постройки покинутой деревни. Почерневшие избы кой-где еще стояли, скорбно глядя на реку пустыми или заколоченными окнами, хотя из-за подгнивших нижних венцов и прохудившейся кровли большей частью покосились. Некоторые совсем ушли под землю или развалились. И особенно неприютно выглядел забытый погост с заросшими травой могильными холмиками и торчащими вкривь и вкось крестами со стертыми надписями. Ева вспомнила могилы монахов в северных монастырях, отмеченные лишь безымянными камнями, поскольку память людская коротка, а Бог и так обо всех помнит.

Только одно захоронение выглядело ухоженным. На камне даже виднелись фотографии светловолосого мужчины средних лет с приятным доброжелательным лицом и моложавой красивой женщины в строгой учительской блузке и с волосами, убранными в пучок. «Таисия и Дмитрий Полозовы», — прочитала Ева выгравированную на табличке рядом с датами надпись.

Когда она осознала, что здесь покоится та самая Тасисия, в гости которой они идут, сразу сделалось неуютно, а по спине пробежал холодок. Какие силы они собираются тревожить, и удастся ли выбраться назад? Но ободряющее прикосновение пера за пазухой, так похожее на легкое пожатье пальцев Филиппа, успокоило, вселяя уверенность.