Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ)

Глава 16. Бабушкины пяльцы

Ева, кажется, не пробежала так нелюбимой ею в школьные годы стометровки, когда лес расступился, и ее взору предстало невероятное зрелище. Окаймленная белоснежной сливочной массой, напоминавшей суфле или панна-котту, бурлящая и лопающаяся пузырями на стремнине, по долине текла молочная река. Поднимавшийся в небо пар вместе с запахом молока разносил ароматы пломбира, ванили и еще чего-то настолько пленительного, что хотелось то ли нырнуть в молочную пучину, то ли опуститься на берег и лакомиться дивной, воздушной субстанцией, лишь по недомыслию названной киселем.

Впрочем, Ева, хоть и считала себя сладкоежкой, искушение без труда преодолела. Она бежала сюда на призыв о помощи и сразу увидела, что слух ее не обманул. Посреди реки, безуспешно пытаясь выбраться на берег, барахтался Нелюб. Хотя котяра отчаянно работал всеми лапами и даже пытался рулить хвостом, течение его относило все дальше от мелководья в сторону бурлящей кипятком стремнины.

Каким образом бабушкин любимец оказался в Тридевятом царстве, Ева даже не задумывалась. На это точно не хватало времени. Возможно, Нелюб и обладал нравом слишком независимым и, мягко говоря, вздорным, не терпя ограничений своей свободы и по любому поводу норовя выпустить когти. Но это вовсе не значило, что его следовало в такой безвыходной ситуации бросить на произвол судьбы. С разгона одолев косогор, Ева примерилась и прыгнула, стараясь угадать приземление так, чтобы не увязнуть в густом киселе и не попасть в крутой кипяток.

Река в этом месте ожидаемо оказалась глубокой. Андрей Васильевич объяснял, да и по географии она помнила, что возле крутого берега и течение сильнее, и омуты опаснее, зато у пологого поджидают мели. Удачно приземлившись «солдатиком» и даже не ушибив пятки, Ева сначала погрузилась с головой, потом вынырнула на поверхность, отфыркиваясь и осматриваясь в поисках Нелюба. Молоко оказалось теплым, как вода в ванной, но не обжигало и держало, почти как морская вода. Что же до черного мохнатого разбойника, то он совсем обессилел, и его едва не затянуло в стремнину. В несколько уверенных гребков Ева его настигла и, подхватив за шкирку, развернулась к берегу, стараясь не захлебнуться самой и удержать кошачью голову на поверхности.

В отличие от Филиппа, который во время их трагически оборвавшегося купального сезона показывал класс, обучая ребят технике работы в разных стилях, она никогда плаваньем специально не занималась. Но поездки на море и купание в холодных сибирских реках выработали в ней уверенность, научив не паниковать и держаться на воде. Все эти навыки пригодились на Молочной реке.

Мало того что ей приходилось поддерживать слабо трепыхающегося Нелюба, так еще в борьбе с течением она начала уставать, во время вдохов едва успевая сглатывать попадавшее в раскрытый рот пускай и очень вкусное молоко. Дыхания не хватало, перед глазами плыли круги, в голову лезли совершенно дурацкие мысли о том, что обрести покой среди взбитых сливок и молока — это не такая уж плохая идея. Больно уколовшее грудь соколиное перо отрезвило, напоминая, зачем, собственно, она пустилась в этот невероятный и опасный путь. А тут еще и пришедший в себя Нелюб вовремя впился в руку когтями.

У берега ее встретили встревоженные спутники. Лева протянул длинную жердь, за которую Ева уцепилась обеими руками, благо Нелюб уже перебрался к ней на загривок. Маша и Ксюша встретили на мелководье.

— Ну ты и здорова бегать, — покачал головой Лева, когда кисель с чавкающим звуком выпустил Еву. — Тебе разве не объясняли, что, не зная броду, нельзя соваться даже в воду?

— Но вы же мне не объяснили, что там опасно, — обиженно надула губы Ева.

Она основательно вымоталась, и ее уже начало задевать, что с ней обращаются точно с несмышленым ребенком, при этом толком ничего не объясняя. Да еще и говорят какими-то недомолвками.

— А если бы ты там, на стремнине, в кипятке сварилась? — не заметив ее укора, сурово сдвинул светлые брови Лева. — Кто бы Филиппа спасал?

— Там Нелюб тонул. Кот бабушкин любимый, — виновато отозвалась Ева, указывая на бедового питомца, который уже вполне оклемался и теперь с деловитым видом приводил в порядок перепачканную в сладкой молочной массе шерсть.

Ей бы сейчас купание и стирка тоже не помешали. Одежда промокла и источала навязчивый ванильный аромат, волосы слиплись, на губах даже после целой кружки воды оставался приторный вкус. Неужели в таком виде и придется идти до самого терема?

— Как ты его назвала? — потрясенно спросила Маша, резко отдергивая уже протянутую к кошачьему уху руку.

— Нелюб, — простодушно отозвалась Ева, пожалуй, впервые задумавшись о том, как странно звучит это имя.

Впрочем, в народной традиции обидные и уничижительные прозвища нередко служили оберегами.

— Тот самый? — уточнила Ксюша, тоже опасливо отодвигаясь от кота подальше, хотя на практике ей случалось брать в руки ядовитых змей.