Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ)

Учуяв показавшийся особенно приятным и свежим запах проточной воды, к которому примешивался добрый дымок, услышав журчание ручья и веселое потрескивание разгорающегося костра, Ева приободрилась, последнюю сотню метров прошагав почти самостоятельно. Другое дело, что это усилие вымотало ее окончательно, и, едва достигнув берега, неподалеку от которого Маша и Ксюша уже успели развести костер, Ева просто рухнула на землю. Она чувствовала себя рохлей и бесполезным балластом, но не имела сил не только помогать спутником в обустройстве лагеря, но даже дотащить свою тушку до воды, чтобы промыть волосы и прополоскать испачканную в молоке одежду.

— Не переживай, ты еще легко отделалась. Мой брат Иван после знакомства с киселем из Молочной реки и вовсе только на следующий день очухался, да и Михаил Валерьевич в свое время лиха хлебнул, — успокоила Еву Маша, помогая стянуть облепившие тело штаны и рубаху, пока Ксюша, набрав в большую пластиковую бутыль воду из ручья, осторожно вливала туда согретый в котелке кипяток.

Лева в их сторону деликатно не смотрел. Поставив палатку, он вытащил из костра головню и отошел к краю лагеря, обозначая его границу огненным кругом, который затем засыпал смесью из соли и трав. А Ева еще по дороге гадала, зачем Маша несет в рюкзаке несколько разномастных баночек, напоминающих набор для спа-процедур.

— Молочная река и в самом деле коварная, — помогая Еве совладать со слипшимися непослушными волосами, пояснила Ксюша. — У того, кто слишком много киселя отведает, она может и память отшибить.

— Как Лета? — вяло уточнила Ева, с облегчением вытирая волосы и натягивая сухое белье и одежду.

— Вроде того, — улыбнулась Ксюша, которая всегда поражалась способности Евы даже в полубессознательном состоянии находить отсылки к литературе и мифологии.

После купания стало значительно лучше, хотя бы запах ванили отвязался.

— Мы-то думали, дойдем до Молочной реки, сделаем по глоточку, — улыбнулся Лева, протягивая Еве кружку с горячим чаем и пару оладушков, оставшихся от утренней трапезы. — А ты взяла и по темечко нырнула.

Ева смутно вспомнила, как ее спутники, вытащив ее из Молочной реки, передавали друг другу кружку с киселем, из которой каждый отпил чисто для вида, чтобы соблюсти ритуал. А она нахлебалась, как запойный пьяница, и теперь ловила все «прелести» похмелья.

После чая и оладушков самочувствие вроде бы улучшилось, но при этом Ева не стала сопротивляться, когда Ксюша без лишних разговоров запаковала ее в спальный мешок. Конечно, следовало привести в порядок одежду, особенно исцельницу, но на это уже не хватало сил. Глаза слипались, и едва найдя удобное положение в спальнике, Ева погрузилась в тревожный, тяжелый сон.

Возможно, тут сказались ее переживания по поводу промедления, или так совпало, но она снова увидела Филиппа, распятого на стене, и разъяренную Карину, которая науськивала Скипера, призывая бычару не церемониться, хотя тот и так усердствовал, получая от мучений пленника явное удовольствие.

— Не давай ему спуску! — приказывала дочь хозяина Нави. — Пусть хорошенько прочувствует, что его ожидает, если он не образумится! У меня есть способы сделать эту муку бесконечной!

Ева в ужасе наблюдала, как безжалостная плеть рассекает облитую потом кожу почти до мяса, как в неровных вдохах вздымается грудь, как в слепой попытке уйти от удара напрягаются сведенные болью мышцы, как выламываются из суставов кости. Филипп уже искусал все губы, но не мог сдержать крик, а его кровь забрызгала все стены. В это время в больнице при каждом ударе его простертое на койке тело содрогалось в мучительных конвульсиях. Врачи пытались снять приступ, но помогала только волшба, которую творила Ефросинья-Даждьроса, и поддержка двух матерей. Еве оставалось только наблюдать, бессильно глотая слезы.

— Ничего не понимаем, — разводили руками медики. — Откуда у него появляются новые гематомы? Неужели мы какое-то внутреннее кровотечение пропустили?

— Да что же это такое? — плакала в коридоре Дарья Ильинична Балобанова. — Что за напасть? За что нашему бедному мальчику такие муки?

Артем Иванович, которому предстояло уже завтра вернуться на службу, ее, как мог, утешал, просил обращаться за помощью к дяде Мише, Шатуновым и родителям Евы.

— Надо было этой гадине шею свернуть, еще когда она на Полозовых ополчилась, — мерил шагами кабинет жены суровый Велибор.

— И выдать наше присутствие в этом мире ее отцу? — устало проговорила Даждьроса, которая, сняв приступ, словно на себя взяла боль Филиппа и теперь устало опустилась на софу. — Скажи спасибо, что, занятый поисками иглы, он не обращал внимания на наковальню. К тому же против зеркала Нави тебе, Боря, не помогла бы даже сила ледяного копья.

— Ну я же не использую магию крови, — раздраженно проговорил Велибор.