Невыносимо долго длилась претенциозная свадьба. Но как только отыграли брачный танец, Кым рванул в путешествие по всему Заречью и соседним землям. Требовалось собрать как можно больше поддержки и подготовить восстание. Не думалось совсем ни о Майе, ни о родителях, ни о серебряном браслете на запястье, который подарили на помолвку заезжие Сумеречники.
Кым принимал всех, кто жаждал сражений: детей, стариков, женщин. Обучал тому, что знал. Появлялись и более опытные воины. Отставив гордость, Кым перенимал всё, чему они учили, брал подарки деньгами и оружием. Обнаружились даже писари, которые согласились составить послание в компанию Норн, чтобы попросить о помощи. Ведь они преследовали общую цель – спасти Сумеречников, разбить Лучезарных. Отыскались и посыльные, что согласились тайно доставить послание в Дюарль.
В этих хлопотах пролетело целых полтора года, а возвращаться в Ясеньку всё так же не хотелось. Но пришлось в конце концов. Встречать его на околицу выбежала Майя. Она уже заплела волосы в одну толстую косу, фигура приятно округлилась и утратила угловатые черты подростка. Жена жмурилась лукаво и звала его домой посмотреть подарок. Она теперь жила вместе с родителями Кыма. Как-то неловко было, боязно, но никому нельзя показывать слабости.
Дома его встретил детский плач. Майя заскочила вперёд и вынула из колыбели ребёнка:
– Вот, посмотри, он твой!
Кым сглотнул и слабеющими руками принял у неё сына. Что делать, как реагировать? Он хотел отвернуть одеяло и получше рассмотреть малыша. И хлоп! Вспышка укутала облачком дыма. Малыш обернулся пушистым комочком с огромными испуганными глазами. Кым погладил пальцем его голову, силясь осознать:
– Он и правда мой?
– Ты знаешь других соколов-оборотней в округе? – усмехнулась Майя.
Румянец обжёг щёки. Надо же, такой кроха, а аура сильнее, чем у Кыма, сильнее, чем у большинства Сумеречников, которых он видел. С такой разве что сила маршала Веломри и его жены сравнилась бы.
«Неужели это и правда… мой сын?»
Обвыкшись, птенец снова перекинулся в ребёнка. Вспомнилось, как больно было оборачиваться впервые, будто лопалась плоть и ломались кости, тело сжималось, перестраиваясь в нужную форму. Он до сих пор чувствовал боль и тяжесть, если превращался неловко и резко. А каково должно быть этой крохе? Чему он так задорно ухмыляется?
– Ему не больно?
– Не знаю, – ответила Майя. – В первый раз он превратился, как только повитуха отёрла его от слизи. Постоянно это делает, когда пугается. Думаю, для него это так же естественно, как дышать.