Соколы Троцкого

Эта война велась под руководством одного человека, которому мы обязаны тем, что страна была спасена не только от унизительного банкротства, но и от серьезных финансовых осложнений. Это был народный комиссар внешней торговли Аркадий Розенгольц. У него было два заместителя, Любимов и Вейцер, которые постоянно находились в Берлине и координировали все торговые и финансовые операции. Любые суммы, полученные или выплаченные нами в течение дня, как бы они ни были малы, обязательно сообщались по телефону в Берлин. В Москву еженедельно направлялись очень подробные отчеты. Если нам, несмотря на отчаянные усилия, не удавалось собрать нужную сумму для очередного платежа, то Москва самолетом посылала золото из своих последних резервов. Для заслушивания сообщений Розенгольца Политбюро часто приходилось собираться на свои заседания в экстренном порядке. Сталин видел Розенгольца в деле и знал, что без него все пошло бы прахом… Но и это его не спасло. Розенгольц был расстрелян как «враг народа» 15 марта 1938 года. В это же время были арестованы оба его заместителя, Любимов и Вейцер.

Наше торговое представительство располагалось в семиэтажном доме по Рю Виль-Эвек, 25. Штат состоял примерно из трехсот человек. К моменту моего приезда в Париж на должность заведующего отделом импорта посольство и торгпредство подверглось полной реорганизации. В руководстве этих учреждений были представители многих национальностей Советского Союза. Украинец Довгалевский заменил румына Раковского на посту посла. Торговым представительством, которое раньше возглавляли украинец Пятаков и грузин Буду Мдивани, теперь руководил бывший министр финансов, русский коммунист Туманов, а затем другой коммунист, еврей Гуревич[25].

Каждую неделю заведующие различными экспортными и импортными отделами собирались в кабинете Гуревича на «военный совет». Гуревич, лукаво улыбаясь, всегда начинал так:

– Товарищи, мне нужно от вас две вещи – деньги и еще раз деньги.

Мы докладывали о полученных и ожидающихся суммах и о поступивших счетах. Очень часто, перебрав все возможные варианты, мы обнаруживали, что денег нам не хватает. Иногда в последний момент нас спасал Михаил Островский, заведующий отделом экспорта нефти – Россия была основным поставщиком нефти во Францию. Хотя французская компания «Петрофина» платила нам огромные авансы, Островский вновь и вновь использовал добрую волю «своих» капиталистов для того, чтобы срочно получить от них один-два миллиона франков под какие-то проблематичные дополнительные поставки нефти в отдаленном будущем. Естественно, его «благодетели» никогда бы не пошли на это без соответствующего снижения наших цен. И на следующем нашем заседании Островский триумфально демонстрировал нам свой чек.

На этих заседаниях мы постоянно ломали голову: что еще можно вывезти из Советского Союза? Некоторые наши предложения были действительно оригинальными. По нашему предложению Москва стала поставлять во Францию кавказские вина, русскую водку, игрушки, изделия народных промыслов и т. п. Русские крестьянки собирали на экспорт ягоды, грибы и лекарственные травы. Я предложил попытаться экспортировать копирку, ручки и карандаши с фабрик «Международной книги», которыми я руководил в Москве. Все, что могло принести хоть один цент, шло на экспорт в великой битве за золото. Но даже самая буйная наша фантазия померкла, когда мы получили циркуляр из «Интуриста», в котором обосновывалось рожденное в Москве предложение по экспорту… людей!

На протяжении многих лет эмиграция из Советского Союза была запрещена. Выезжать из страны могли только дипломаты, а также чиновники и специалисты, направляемые за границу по служебным делам. Во Франции, Соединенных Штатах и других странах были тысячи граждан российского происхождения как дореволюционных эмигрантов, так и белых, оказавшихся за рубежом после Гражданской войны. Многие из них были неплохо устроены и хотели бы вызвать к себе родственников из России. Обычно советский заграничный паспорт и выездная виза стоили два рубля, но иностранцы должны были платить от 800 до 1500 долларов наличными за паспорт для своего родственника! За эти деньги «Интурист» мог откопать в каком-нибудь сибирском концлагере «врага народа», отчаявшегося когда-нибудь выйти на свободу, и экспортировать его душу и тело в мягком вагоне к зарубежным родственникам.

Должен признаться, что мы в Париже, несмотря на испытываемые финансовые трудности, не выражали особого энтузиазма по поводу этой статьи экспорта и не старались развивать ее. Но я слышал, что в некоторых других странах эта «линия» пользовалась большим успехом.