Сократ

– Скажи мне, Перикл, – начал Алкивиад, – мог ли бы ты объяснить мне, что такое закон.

– Закон, – отвечал Перикл, – это все то, что народ в собрании примет и напишет с указанием, что следует делать, а чего не следует.

– А если не народ, но, как бывает в олигархиях, немногие соберутся и напишут, что следует делать, – это что?

– Все, – отвечал Перикл, – что напишет властвующий в государстве класс, обсудив, что следует делать, называется законом.

– Так, если тиран, властвующий в государстве, напишет гражданам, что следует делать, и это закон?

– Да, – отвечал Перикл, – все, что пишет тиран, пока власть в его руках, и это называется законом.

– А насилие и беззаконие, – спросил Алкивиад, – что такое, Перикл? Не то ли, когда сильный заставляет слабого не убеждением, а силой делать, что ему вздумается?

– Мне кажется, да, – сказал Перикл.

– Значит, и все, что тиран пишет, не убеждением, а силой заставляя граждан делать, есть беззаконие?

– Мне кажется, да, – отвечал Перикл, – я беру назад свои слова, что все, что пишет тиран, не убедивши граждан, есть закон.

– А все, что пишет меньшинство, не убедивши большинство, но пользуясь своей властью, должны ли мы это называть насилием или не должны?

– Мне кажется, – отвечал Перикл, – что все, что кто-нибудь заставляет кого-нибудь делать, не убедивши, – все равно пишет он это или нет, – будет скорее насилием, чем законом.

– Значит, и то, что пишет весь народ, пользуясь своей властью над людьми состоятельными, не убедивши их, будет скорее насилие, чем закон?

– Да, Алкивиад, – отвечал Перикл, – и мы в твои годы мастера были на такие штуки: мы заняты были этим и придумывали такие же штуки, которыми, по-видимому, занят теперь и ты.

Короче говоря, Перикл, вступив в противоречие со своим первоначальным определением закона и не находя выход из этого противоречия, ограничился ссылкой на то, что в молодости и он увлекался такого рода логическими проделками, ловя собеседника на противоречиях.

Понятно, что обсуждение проблем закона и права легко переводилось на обсуждение обычаев и традиций, религиозных и нравственных устоев обществ, которые также становились предметом критического анализа. Вокруг этих проблем происходил оживленный обмен мнениями, возникали острые дискуссии, которые подчас приводили к столкновению взглядов "отцов" и "детей".

Неудивительно, что в период расцвета греческой культуры, называемой иногда периодом греческого Просвещения, центр вниманий греческих мыслителей переносится с "теории" (созерцания) природы и космологических проблем на "теории" общества, явления общественной жизни, на решение антропологических проблем.