Идея о том, что мудрость, как таковая, – прерогатива божества, а достояние человека – любовь к мудрости, влечение к ней, высказывалась до Сократа Пифагором, который, возможно, впервые употребил термин "философ", а также Гераклитом Эфесским, у которого (судя по дошедшим до нас отрывкам его сочинения) "философ" – это "исследователь природы вещей". Понимание философии как изучения "космоса" и наблюдаемых явлений природы было характерным и для других предшественников Сократа. Переориентация же философии и космологии на антропологию, как мы уже знаем, была начата софистами.
В чем же заключалось в таком случае то новое, что было внесено Сократом в понятия "философия" и "философ", – то новое, что сделало его воззрения одним из поворотных пунктов истории греческой философии?
Прежде всего следует сказать, что, хотя софистам и принадлежит приоритет в постановке антропологических проблем, главным объектом их интереса оставались все же риторика и диалектическое (полемическое) искусство. Они увлекались также многими другими областями знаний и выступали в качестве всесторонне осведомленных людей. В отличие от них Сократ концентрировал свое внимание на человеке и его поведении, считая эти проблемы важнейшими для философии. Это и дало возможность Цицерону говорить, что Сократ "спустил" философию с "неба на землю" (иначе говоря, Сократ поднял философию "с земли на небо"). По свидетельству Ксенофонта, Сократ в первую очередь исследовал этические проблемы, касающиеся того, что "благочестиво и что нечестию, что прекрасно и что безобразно, что справедливо и что несправедливо" (Воспоминания, I, 1, 16).
Это и понятно: начавшийся в последней четверти V в. до н. э. острый кризис полисной системы и всей культурной жизни греков сопровождался распространением субъективистских и релятивистских учений софистов. Эти новые учения, будившие мысль и укреплявшие авторитет знаний и просвещения, наносили вместе с тем серьезный удар по правовым и политическим устоям общества, подрывали традиционные верования народа, его нравственные ориентиры и ценностные установки. В данных условиях Сократ в отличие от консервативно настроенных деятелей своего времени, например Аристофана, видел средство укрепления общества, его духовных устоев не в ограждении традиций и заветов отцов от критики, от "посягательства" на них со стороны софистов и кого бы то ни было, а в познании "человеческих дел", в осмыслении внутреннего мира человека, в поиске "первоначала" его поступков и поведения. "Кто изучает дела человеческие, надеется сделать то, чему научится, как себе, так и другим", – говорит Сократ у Ксенофонта (там же, I, 1, 15).
Для Сократа знания и поступки, теория и практика едины: знание (слово) определяет ценность "дела", а "дело" – ценность знания. Отсюда и его уверенность в том, что истинные знания и подлинная мудрость (философия), доступные человеку, неотделимы от справедливых дел и других проявлений добродетели. С точки зрения Сократа, нельзя назвать философом того, кто обладает знаниями и мудростью, но, судя по его образу жизни, лишен добродетели. В диалоге Платона "Менексен" (247а) он утверждает: "И всякое знание, отделенное от справедливости и другой добродетели, представляется плутовством, а не мудростью".
Таким образом, одним из отличительных признаков истинной философии и подлинного философа является, по Сократу, признание единства знания и добродетели. И не только признание, но также стремление к реализации этого единства в жизни. Сообразно с этим философия, в понимании Сократа, не сводится к чисто теоретической деятельности, но включает в себя также практическую деятельность – правильный образ действия, благие поступки, то, что ксенофонтовский Сократ определил термином eupraxia (буквально – "благая деятельность") (см. Ксенофонт. Воспоминания, III, 9, 14). Словом, мудрость есть добродетель, т. е. знание о добре, которое включает в себя внутреннее переживание добра и потому побуждает к благим поступкам и удерживает от дурных.