Трудно поэтому согласиться, в частности, с версией известного английского философа Б. Рассела, ставящего под вопрос достоверность платоновского Сократа. "Его Сократ,- пишет Рассел об этом,- является последовательным и исключительно интересным характером, какого не смогло бы выдумать большинство людей; но я считаю, что Платон мог бы выдумать его. Сделал ли он это па самом деле - это, конечно, другой вопрос"20.
Некоторые другие исследователи (например, О. Гигон, Э. Дюпреель, И. Д. Рожанский и др.) с суперкритических позиций подвергают сомнению вообще все античные сведения о Сократе21. Сторонники такого подхода вместе с тем характеризуют античную сократическую литературу (в том числе и работы Платона) как художественную литературу, а присутствующего в ней Сократа - в качестве литературного персонажа. Обстоятельней всего такая позиция развита О. Гигоном. утверждавшим, что античная литература о Сократе - это "не историческая биография, а вымысел"22. При этом, помимо всего прочего, упускается из виду, что между крайностями биографии и вымысла возможны многочисленные иные способы, формы и жанры творческой фиксации и передачи достоверной информации.
Подобный же сверхкритицизм в отношении античных источников неизбежно ведет к деисторизации личности и воззрений Сократа и в конечном счете к отказу от исторического Сократа.
Необоснованность такого подхода обстоятельно показа-па во многих прошлых и современных исследованиях темы "Сократ и Платон". Ряд интересных суждений и оценок по данной теме высказан известным немецким философом К. Яснерсом. Платой, отмечает он, "мыслит как бы в Сократе", и поэтому невозможно провести "объективную границу между мыслями Сократа и Платона"23.
В целом свою позицию в вопросе о достоверности платоновских сообщений о Сократе Ясперс, расходясь с крайностями сверхкритицизма (О. Гигон и др.) пли некритичного восприятия всех этих сообщений как непосредственной и чистой правды, формулирует следующим образом: "Что есть человек, высвечивается в глазах того, кто его любит, ибо подлинная любовь ясна, а не слепа. То, что Платон увидел в Сократе, это и был действительно Сократ"24.
Но Сократ и Платон, отмечает Ясперс, это "не повторение одного и того же; они полностью различны"25. Так, Платон в отличие от Сократа не вступил на сократовский "путь мученичества", а ищет другой путь в философии; Сократ в своих политических ориентациях выступает как гражданин Афин, Платон же находится в космополитическом движении к гражданину мира; Сократ философствует непосредственно и сейчас, Платон - опосредованно, обосновывая школу, уча; Сократ - на рынке, Платон - в Академии.
Отмеченные Ясперсом различия между Сократом и Платоном, их образом жизни, путями в философии и т. д. хотя во многом и обоснованны, но несколько преувеличены и односторонни. Разве сократовский стиль жизни, не говоря уже о стиле его мысли и философствования, ориентированных на их практическую реализацию и совершенствование полисной действительности, так уж "полностью" чужд Платону с его неутомимыми поисками истины и путей ее практического осуществления, с его реформаторскими усилиями по преобразованию общества и государства на идеальных началах, с его постоянной борьбой, и не только в книгах и стенах Академии, за справедливость, против произвола, беззаконий и насилий?
В творчестве и в жизни Платон постоянно ориентирован в духе сократовских добродетелей и продолжает дело сократовских бесед - с помощью разумных доводов переубедить слушателя, читателя, оппонента и склонить его к правильному образу мысли и жизни. Не в этом ли был смысл его неоднократных и утомительных путешествий в Великую Грецию, воспитательно-агитационных бесед с сиракузскими тиранами - этими несостоявшимися претендентами в "философы на троне"?
Да и в родных Афинах Платон, хорошо понимавший действительные мотивы осуждения и казни учителя, оставался верным сократовскому стилю поведения перед лицом опасности. Примечателен, например, такой эпизод. Совершенно в духе Сократа, в свое время заступившегося за несправедливо обвиненных афинских стратегов, Платон один из всех афинян выступил в поддержку афинского военачальника Хабрия, которому грозила смерть в связи с обвинением в сдаче фиванцам Оропа в 366 г. до н. э. Некто Кробил, известный в Афинах своим ябедничеством, встретив Платона с Хабрием, ехидно заметил ему: "Ты заступаешься за другого и не знаешь, что тебя самого ждет Сократова цикута". Ответ Платона чисто сократовский: "Я встречался с опасностями, сражаясь за отечество, не отступлю и теперь, отстаивая долг дружбы" (Диоген Лаэртский, III, 23-24).
Некоторые исследователи, прибегая к суперкритическому анализу сообщений о Сократе, скептически относятся к античным сведениям о нем, полностью отрицают его роль в истории философской мысли. К такому выводу приходит, например, И. Д. Рожанский. "Если рассматривать историю древнегреческой философии не как последовательность кем-то канонизированных имен, а как закономерную эволюцию идей,- полагает он,- то можно обойтись без Сократа"26.