Интересен эпизод из жизни Аристотеля, не оставляющий сомнений в его отрицательном отношении к осуждению и казни Сократа. После смерти Александра Македонского в 323 г. до н. э. над Аристотелем, как воспитателем Александра, нависла угроза обвинений в безбожии и враждебности к Афинам. Опасаясь расправы, он перебрался в Халкис на Эвбее, где и умер через несколько месяцев. Свой поспешный уход из Афин Аристотель, намекая на судьбу Сократа, иронически мотивировал нежеланием допустить повторное согрешение афинян против философии.
Наряду с платоновской, а затем и аристотелевской линией развития творческого наследия Сократа широкому распространению и популяризации его мыслей и образа жизни содействовали и многие другие его ученики, основатели различных сократических школ.
Представители элидской школы, основанной Федоном, занимались по преимуществу проблемами диалектики, мегарики (основатель школы - Евклид из Мегары) - вопросами логики и эристики, т. е. искусства спора, киренаики (основатель школы - Аристипп из Кирены) - исследованием счастья, т. е. совокупности естественных наслаждений как высшего блага и цели жизни; киники (основатель школы киников, или циников - Антисфен, наиболее известный представитель школы Диоген Синопский, этот, по оценке Платона, "Сократ, сошедший с ума") поисками внутренней и внешней независимости от сложившихся форм и норм человеческих взаимоотношений и культуры в целом, практической реализацией идей о жизни "по природе".
Каждая из соперничавших между собой сократических школ, по-своему понимая и трактуя смысл сократовской жизни и учения, внесла свой вклад в освещение тех или иных граней сократовского облика, свою лепту в общее для всех сократиков дело духовной реабилитации учителя в качестве мудрого мыслителя и образцового человека.
Благодаря их усилиям влияние сократовских воззрений, с теми или иными модификациями, распространилось также и на другие античные школы и течения философской и политико-правовой мысли - эпикурейцев, стоиков и скептиков. Характеризуя эпикуреизм, стоицизм и скептицизм как "форму, в которой Греция перекочевала в Рим", К. Маркс писал: "Наконец, разве это случайность, что указанные системы признают действительностью истинной науки тот образ, который, в лице семи мудрецов, знаменует мифологическое начало греческой философии и который, словно в фокусе, воплотился в Сократе, этом демиурге философии, я имею в виду образ мудреца..."27.
Совместными усилиями сократиков "мудрость Сократа" стала общепризнанным фактом, хотя и каждый из его последователей по-своему понимал и трактовал ее. Общим для всех них было отстаивание принципа независимости истинного "мудреца" от внешних обстоятельств, акцент на внутреннем спокойствии духа и свободе от окружающей общественно-политической жизни с ее суетными интригами и борьбой за кажущиеся блага. Рисуя портрет такого "мудреца", обычно апеллировали к сократовской иронической манере отношения к жизни и окружающим, восхищались стойкостью его духа на суде, его жертвой жизнью во имя истины и т. п.
Мотив сократовской иронии широко использовался уже Платоном, оставившим потомкам бессмертный облик Сократа - стража истины, вечно борющегося за правое дело и ради него легко и радостно идущего на смерть. А, скажем, для римского стоика Эпиктета позиция Сократа на суде является выразительным примером отношения к жизни как к игре, игре в мяч. "Следовательно, - говорил он,- и Сократ мог играть в мяч. Каким же образом? Он мог играть в мяч в зале суда. Но что за мяч был у него тогда под руками? Жизнь, свобода, изгнание, яд, утрата жены, дети, обреченные на сиротство. Вот что было под рукою, чем он играл. Но тем не менее он играл и бросал мяч, как то следует"28.
В качестве "игрока" трактовал Сократа и Плотин, основатель школы неоплатонизма. Правда, он уподоблял игре лишь внешнюю сторону жизни, но не внутреннюю ее духовность. "Если, следовательно, Сократ играет,- заметил Плотин,- то он играет все же лишь внешним Сократом"29.