Сократ

– Всем оставаться! Будет пир! Что-нибудь да найдется в нашем подвальчике, а хиосское пришлют!

Он побежал в дом собрать съестное, и там отец ухватил его за кудрявый вихор и стал трепать, приговаривая:

– Ох и осел же ты, всем ослам осел! Мог потребовать от такого богача хоть тысячу драхм – видишь ведь, понравилась ему статуя! А ты и сам будто опьянел, стоишь, глаза таращишь…

– Я работал с радостью… – тихо возразил Сократ.

Мать ему улыбнулась.

– Но – с моим мрамором, – сердито попрекнул сына Софрониск.

– Полагаешь, отец Критона так скуп, что не заплатит хотя бы за камень?

– Я еще не выжил из ума, чтоб думать так – но где прибыль? А могла быть тучной, сердцу на радость. Я надрываюсь, мать надрывается, мы начинаем стареть… – Горло его перехватило. – Сегодня бы мог принести в дом кучу денег, но ты, олух, проворонил!

– Прости меня, отец. Такая на меня свалилась радость, что как-то не шли у меня из уст слова об оплате…

Софрониск невесело засмеялся.

– Хорош сынок! Слова об оплате у него из уст не выходят, а то, что в эти уста должны входить еда и питье, – это второстепенное, так? Об этом, мол, позаботятся другие?

Долго бы еще точил Сократа отец, словно ионическую капитель колонны на Акрополе, которую он в ту пору обтесывал, но, заговорив о еде и питье, сам почувствовал желание перекусить и остановился. Желание свое он, однако, прикрыл ссылкой на друзей Сократа, которые-де ждут угощения, а среди них тот, кто сейчас важнее прочих, – Критон; тут уж всякую бережливость по боку!

Фенарета с Сократом не выставили на стол во дворе ничего, что хоть отдаленно напоминало бы пышное угощение. Просто вынесли то, чем бы закусить обещанное хиосское вино: лепешки, козий сыр, лук, соленые оливки и затвердевшие медовые пряники. Фенарета тоже сердилась на сына: зачем загодя не сказал, какое событие ожидается сегодня. Теперь вот такой скудный ужин, срам один!

– Ох и недотепа ты, мальчик, – с сердцем сказала она, но тут же в ее черных глазах блеснула ласковая искорка; Фенарета погладила сына по курчавой, как барашек, голове, тоже осыпанной мраморной пылью. – Нет, хорошо, что ты не раззвонил до времени. Еще сглазил бы – и были бы теперь слезы вместо радости.

Стук в калитку! Во двор вошли рабы Критонова отца, внесли корзины с едой и лакомствами, с обещанным хиосским вином и мешочек с серебряными тетрадрахмами. Потребовали, чтобы Сократ при них пересчитал монеты и подтвердил получение трех тысяч драхм. Ясно, как небо Эллады, что Софрониск был доволен сверх меры. И в три тысячи раз вкуснее показались ему изысканные яства, присланные, помимо платы, щедрым и благородным ценителем искусств. Да и все прочие не ленились. Трюфели, лангусты, жареная рыба, паштеты, баранья нога – все мигом исчезало со стола. Пирующие торопились пробиться через эти препятствия к вину.

Вино быстро подняло настроение молодежи – оно становилось буйным.

Софрониск был человек рассудительный, он подумал: не будем с женой мешать им. Пускай козлята пошалят вволю. Чем больше они порезвятся, тем прочнее засядет в памяти Сократа этот знаменательный для него день. Большие события должны завершаться большой попойкой. Так и следует.

4

– Зачем сопрягать драгоценный хиосский топаз с родниковой водой? – вскричал Сократ. – Погрешим! Пускай наш язык узнает подлинный вкус этого сокровища среди вин!

Пили, шумели, смеялись, шутили над тем, что Перикл влюбился в Аспасию из Милета, знаменитую гетеру.

Перикл отдал свою законную жену другому мужу и взял в дом Аспасию. Этот поступок до того напрашивался на анекдоты, что даже друзья Перикла не в силах были воздержаться, а уж тем более его политические противники, аристократы и сочинители комедий, чьи злые языки и всегда-то были беспощадны, о ком бы ни шла речь.

На афинских стенах появлялись хвалебные и позорящие надписи. Эти настенные схолии были различны, как различны были люди, писавшие их.

Мир вертится вокруг Эллады,
Эллада – вокруг Афин;
Афины вертятся вокруг Акрополя,
Афиняне вокруг Перикла,
Перикл вокруг Аспасии.
Стало быть, мир вертится вокруг Аспасии!

Демократы оставляли хвалебные надписи – их сейчас цитировал Киреб:

Нищета нас не ожидает —
При Перикле не голодают!

– Отлично! И как подходит к тебе, милый пекарь!

– Но есть и другие надписи, ха-ха-ха! Вот послушайте:

О афиняне, возможно ль
Нашему народу
Видеть, как Перикл достойный
Лижет ж… сброду?

Несмотря на хмель, все возмутились:

– Перестань! Какая гадость! Боги ведают, кто написал такую гнусность…

– А я знаю кто, – заплетающимся языком сказал Киреб. – Я его застиг… как раз дописывал…

– Кто же это? Кто?

– Оборванец какой-то… Ха-ха, я ему говорю: и много ты этим зарабатываешь? А он: Фукидид хорошо платит, и мне, и им…

– Видно, у господ аристократов – тебя это не касается, Критон, – отменный вкус, – заметил Симон.