Читаем Сократ полностью

– У меня нет одежд из индийских шелков, я не умею красить губы, подводить веки зеленоватой тенью и чернить ресницы! Откуда взять мне лак для ногтей и золотой порошок, чтоб посыпать волосы, придавая им блеск! Чем мне накрасить соски грудей, как делают гетеры, чтоб они просвечивали сквозь ткань пеплоса? – И, впав в какой-то скорбный экстаз, она закончила так: – Не умею играть на кифаре, не умею декламировать гекзаметры и элегические дистихи… А мои жалкие танцы? Могу ли я сравниться с обученными прелестницами, которые танцем пробуждают в мужчинах чувственное желание?..

Сократ не выдержал долее. Прыснув со смеху, он схватил в объятия горестную Коринну и, как бы по секрету, шепнул ей на ушко:

– Ах ты моя глупенькая, да я потому-то и люблю тебя, что ты не прелестница и не похожа на них, а просто – моя девочка, моя Коринна, без всяких притираний и дорогих одежд прекраснее всего знаменитого выводка Аспасии… Веришь мне?

Надо ли ждать ответа? Он целует Коринну, целует – но ее уста остаются сомкнутыми, и Сократ вспыхивает:

– А Эгерсид?! Ну-ка, отвечай! Слыхал я – пока я тут тесал мрамор, он увивался за тобой! Не раскрыла ли ты ему, объятия в отместку за то, что я так долго оставлял тебя без внимания?

– Он мне не нравится, и я всегда от него убегаю, – сказала Коринна.

– Этого мало, – властно заявил Сократ. – Ты должна ему сказать, что и видеть его не желаешь, пусть больше не ходит к вам. Выставь его за дверь. Или, может, ты его любишь?

– Тебя я люблю!

Коринна обвила руками шею Сократа, подставила губы – ждет поцелуя.

Сократ поднял ее на руки, снес с ограды во дворик.

– На земле любить нам будет вкуснее, – сказал он, опуская Коринну на пышный ковер благоуханных трав.

Тем временем Селена выехала на небо. Грустным взором обвела она Афины, заглянула и во дворик Софрониска.

Влюбленные! – вздохнула. Каменотес Сократ и дочь башмачника Коринна. Как он пылок. Губ не оторвет. Всю готов проглотить. Ее-то я уже совсем не вижу. Пуще опечалилась Селена: ах, если бы так любил меня мой Эндимион! Хоть одну ночь испытать такое блаженство!

Но у каждого своя судьба, с тоской думала она. Эндимиону достался в удел вечный сон при вечной юности и красоте, а мне – вечное неутоленное желание. Смотреть на красоту тоже наслаждение. Желание в сердце тоже благо…

Серебряным светом обняла луна смертных любовников. Сократ увидел лицо Коринны в полном сиянии.

– Ты счастлива?

– Да… О да!..

– Ты была красива, а сейчас – прекрасна…

6

Юноши из дема Алопека прошли через раздевальню палестры на площадку для состязаний в гимнасии Ликиона.

По песчаной беговой дорожке бежали несколько обнаженных юношей. Песок откидывался из-под их пяток, смазанные маслом тела блестели. Бежали они не в полную силу – берегли себя для состязания.

Запыхавшиеся, смеющиеся – двое из пяти пришли к цели одновременно, – они весело спорили насчет той исчезающе малой разницы во времени, которая, быть может, была, а может, и нет. Познакомились с нашими; бегуны были из дема Керамик и явились сюда повидать своего бывшего наставника Клеба.

– Хотите состязаться с нами? – спросил желтоволосый керамичанин у Критона, сидевшего в кругу юношей из Алопеки; искупавшись и умастив тело, они отдыхали в тени платана, поджидая Сократа.

– Быть может, – ответил Критон. – Не знаю. Вот придет Сократ…

– Кто это Сократ? Ваш наставник?

Алопечане переглянулись, и Критон сказал:

– Сократ наш друг, но и предводитель.

Симон засмеялся:

– Сократ везде и всегда – предводитель!

– Благодаря своей силе? – спросил керамичанин.

– Силе.

– Воодушевлению.

– Уму.

– И веселью, – дополнил Киреб. – К нему любой потянется!

– А, вон он! Хайре, Сократ!

Сократ удрал от отца, с работы на Акрополе; он мчался бегом всю дорогу и совсем запыхался. Крикнул:

– Сколько бежим? Пять или десять?

Наставник Клеб усмехнулся:

– Слыхали? В этом весь Сократ. После долгого бега, дышит еще как гончий пес, а уже снова готов бежать!

Все рассмеялись. Познакомили Сократа с юношами из Керамика. Критон что-то шепнул ему.

– Конечно, будем состязаться с вами, – заявил Сократ, окинув соперников взглядом скульптора. Сложены отлично!

Пистий подал ему порошок мыльного корня, и Сократ, сбросив хитон, смыл с себя пыль и пот.

Керамичане тоже разглядывали его. Средний рост, сильные ноги, крепкие плечи, выпуклая грудь, ручищи каменотеса.

Симон, с любовью наблюдая за ним, морщил лоб: сказать ему сейчас, перед состязанием? Огорчу, испорчу настроение… Нет, подожду…

Сократ ополоснулся, вытерся. Натерся маслом, сделал несколько переметов.

– Вы все еще не ответили: сколько бежим?

– Пять раз туда и обратно, – сказал Клеб.

Десять юношей стали в ряд на беговой дорожке, низко склонившись.

Клеб ударил в гонг.

Сорвались с места.

Длинноногий чеканщик Пистий повел бег. Вторым шел желтоволосый керамичанин. По пятам за ним Симон с Критоном. Сократ – на пятом месте.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза