– Обязательно, – ответил ему Симон вместо Сократа. – Ибо они мудрее, их чувства глубже и способны вызвать такие же у тех, кого они любят. Взгляни на Сократа! По нему видно, что могучее влечение к красоте и жизни, которым поразил его Эрот, – достоинство не одной только молодости!
Сократ же бросил еще один камешек в огород Крития:
– Тем более что Сократа никогда не привлекали мальчики, а только женщины, такие же прекрасные, как Ксантиппа. Мужчине нужна женщина, а не мужчина.
Критий глянул на него строптиво:
– Каждый хвалит свое – и имеет на это право.
– Что ж, пора нам собираться, – сказал Сократ, не отвечая больше Критию. – Гиппий скоро явится на агору, и мы не должны заставлять его ждать.
В эту минуту калитка распахнулась, и во двор вбежала девушка в крестьянской одежде с покрывалом на голове; тяжело переводя дух, она шлепнулась на ближайший камень.
Все кинулись обнимать ее. Сократ погладил ее лицо, раскрасневшееся от бега:
– Привет тебе, дорогой Эвклид! Счастливо ли добрался?
Эвклид, ученик Сократа, был гражданином Мегары; а так как мегарцам под страхом смерти было воспрещено ступать на землю Аттики и на афинские мостовые, он, отправляясь к Сократу, проделывал весь путь по ночам, переодевшись девушкой.
– Все в порядке, Сократ! Из Мегары я вышел после полуночи. До Элевсина бежал, а в пределах Аттики, когда уже рассвело, шел бодрой девичьей походкой, вот с этой корзинкой на руке…
– Кого-нибудь встретил по дороге? – спросил Критон.
– Ни души. Я хожу малолюдными тропками, а под утро присоединяюсь к торговкам.
– Ты самый самоотверженный из нас! Столько раз в месяц пробегать эти сто шестьдесят стадий! Никогда я не смогу отблагодарить тебя, Эвклид.
– Для меня награда – каждое твое слово, Сократ, – просто ответил Эвклид, сбрасывая женскую одежду, под которой оказался его собственный хитон.
К Сократу обратился Эвтидем:
– Говорят, Гиппий замечательный оратор!
– Ну и что?
– Да нет, я… просто так…
Сократ широко улыбнулся ему.
– У тебя ясные глаза, Эвтидем, по ним легко читать!
– И что же ты прочитал?
– То, что ты стесняешься выговорить: «Тебе не страшно, Сократ?» Видишь, я прочитал правильно. Ты покраснел, как роза.
– Да что ты, Эвтидем?! – вскричал Критон. – Чтоб Сократ – и боялся?!
Сократ жестом руки остановил его:
– То, что нам известно о Гиппий, указывает, что справиться с ним будет не так-то легко. Нельзя недооценивать такого противника, искушенного во многих науках, и к тому же первоклассного оратора. Или этого вам кажется мало?
– Но разве слово, пускай ловко сказанное, – достаточный аргумент в диспуте? – спросил Антисфен.
– А ты хочешь от Гиппия дел? – возразил ему Эвклид.
– Нет, конечно. Но – мыслей, – стоял на своем Антисфен.
– Надо заниматься человеком, – вставил Сократ.
– Это делают и софисты, – возразил Критий, имея в виду формулу Протагора. – Что ты тогда скажешь, учитель?
Сократ внимательно посмотрел в глаза Критию и ответил:
– Очень просто. Тогда я скажу: важно, кто как на человека смотрит и какие питает замыслы на его счет.
Они вышли со двора. Со всех сторон летят к Сократу веселые, бодрые приветы. Даже те люди, которых он когда-то брал в оборот, вскрывая, что в них истинное, а что притворное, причем делал это публично, – даже эти люди, пряча оскорбленное самолюбие, сердечно здороваются с ним.
Сократ пробирается между палатками торговцев, за ним следом ученики. Рынок шумит. «Купите! Купите! Лучшие селедки, самые дешевые! Сюда, сюда! Даром отдаю!»
– Хайре, Сократ!
– Будь весел, Дион! И ты, Фарнака! Что торговля?
– Эй, Сократ! У меня свежие фиги! Возьми – за доброе слово!
Он подошел к старой женщине, продающей семечки нута.[14] Почти каждый день покупает он у нее. Покупает? – Получает даром в знак уважения.
– Как могу я брать с тебя деньги, добрый человек? Бери сколько хочешь! Я у тебя в долгу… Читай!
На дощечке неумелой рукой, но старательно вырезано:
«У МЕНЯ ПОКУПАЕТ СОКРАТ!»
Смеются все вокруг, Сократ говорит:
– Ты бы, Фиона, после слова «покупает» написала: «за так!»
– Ах, что же это ты говоришь о себе, словно о воришке!
– А он и есть воришка! – добродушно хохочет сосед, торговец оливками. – У меня он выкрал тайну моей души! – Сократ оборачивается к нему, и торговец спешит объяснить: – Заставил меня сознаться, что я колочу жену… Но я больше не делаю этого, Сократ!
Остановились у лавочки их приятеля Пистия. Ныне Пистий уже самостоятельный мастер, продает свои изделия – чеканные украшения из бронзы, серебра, золота. Лавочка его на самом краю рынка, чтоб было перед ней место для носилок, в которых рабы носят благородных красавиц или гетер.
Пистий, широко улыбаясь Сократу, делится своей радостью:
– Богач Ментин заказал мне золотой обруч на шею, по египетскому образцу. Тяжелое, великолепное украшение. И знаешь, для кого? Ты ее хорошо знаешь! – Он переходит на шепот. – Для гетеры Феодаты. Сама приходила ко мне мерку снимать. Заработаю, пожалуй, драхм восемьсот! Что скажешь?
– Что Ментин на твоем месте заработал бы тысячу восемьсот! Поступи и ты так же. У него есть чем заплатить! – смеется Сократ.