Из-за ограды отозвался мальчишеский голос:
- Что, мама?
- Слетай на агору за Софрониском! Он там устанавливает мраморную колонну! Пускай бегом бежит домой, жена его умирает...
Мелисса повернулась, опустилась на колени перед Артемидой:
- Благородная, благодатная, светлая! Смилуйся над Фенаретой! Ей все хуже и хуже... Стольким матерям в Афинах помогла счастливо разродиться, а сама не может... Помоги, помоги ей, покровительница рожениц!
Вопль страдалицы поднял Мелиссу с колен.
- Отчего же ты ей не поможешь? - проворчал Мом. - Это ведь твоя работа. Оттого что справляешь - в который раз - свой двадцатый день рождения, так и оставишь несчастную в беде?
- По-твоему, я не знаю, что и когда мне делать? Опять ты всюду суешь нос, опять все не по тебе! Вот тебя и не любят. И Зевс за это прогнал тебя с Олимпа...
- А разве я не прав? Там в тебе нуждаются, а ты тут вертишься передо мной - все бы тебе хвастать, что задочек у тебя прямо два финика, не такой объемистый, как у Афродиты!
- Молчи, злоязычный! - прикрикнула на него Артемида.
- И разве я не прав, осуждая то, что мне не нравится?
- Важно, как ты это делаешь. Издеваешься, поносишь, а можно ведь и иначе - без оскорблений да насмешек!
Мом парировал вопросом:
- А ты видела хоть кого-нибудь, кто умел бы так делать?
- Не видела, - созналась богиня. - Ни среди богов, ни среди людей. Судить легко - а ты укажи на дурное, да при этом подай совет, как обратить дурное в хорошее, - вот было бы замечательно! Ну,может, родится такой человек, сумеет так... Может, им будет как раз тот человечек, что рождается сейчас...
- Хотел бы я посмотреть, - съязвил Мом.
Отчаянный вопль роженицы нарушил безмятежность ясного дня.
Облачка пыли с немощеных улочек дема Алопека взметывались из-под босых пяток мальчика; на агоре его подошвы прошлепали по гладким плитам мостовой.
Рванули слух пронзительные звуки военных труб на Акрополе. Ибо сегодня - в шестой день месяца Фаргелиона, в четвертый год семьдесят седьмой Олимпиады, при архонтстве Апсефиона, более того, в день рождения богини Артемиды и бога Аполлона - глашатай возвестил:
- Наш полководец Кимон с афинским флотом разбил персов в Памфилии, у реки Эвримедонт! Архонт приказал угощать в пританее всех пришедших, кроме метеков и рабов!
С ликующими кликами "Афинам и Кимону - слава!" хлынула толпа в пританей. Каменотес и скульптор Софрониск от радости хлопнул тяжелой лапой по плечу своего помощника Кедрона:
- Слыхал, телепень? И в такой день у меня должен родиться ребенок! Давай живее! Успеть бы хлебнуть да закусить в пританее...
Солнце поднялось выше. Агора - прямо улей. Гефестова кузница в недрах Этны. Гул, звон, крик, зной.
- Слава Кимону!
- Слава!
- Гляди не надорвись! Нынче в славе, а завтра в канаве - как всегда...
- Молчи, свиное рыло! Воду мутишь - а жрать да вино хлестать со всех ног бежишь, так?!
Софрониск перекрикивает всех:
- Мой ребенок родится в счастливый день! Такой день! Какая честь!
- Мой муж вернется с войны... - грустно говорит рыбная торговка.
- Узнает, что ты путалась с этим проходимцем Сосией, и морду тебе набьет!
- А тебе что? Свою грязь подбирай! От вас по всей улице течет...
Добежал запыхавшийся мальчик:
- Софрониск, скорей домой!
- Что случилось? - вырвалось у того с испугом.
- У Фенареты уже нет сил... Хочет проститься с тобой... Умирает...
Софрониск уронил молоток.
- Кедрон, убери инструменты...
Бросился со всех ног.
На бегу отвечает людям - ибо кто же не знает, что повитухе Фенарете приспело время?
- Стольким женщинам помогла... А ей-то кто поможет?
- Теперь ей самой нужна какая-нибудь Фенарета...
- Пойдем с нами, выпьем! - кричат Софрониску уже захмелевшие на радостях.
- Не могу - жена умирает...
Бегом!
Соседки окружили изваяние богини Артемиды, залитое солнечным сиянием. Стоят на коленях, причитают, молятся.
- Артемида! Илифия! Покровительница рожениц! Не оставь Фенарету! Дай жизнь ее ребенку за те тысячи детей, которых она помогла родить!
В доме смолкли крики. Прекратились боли, выталкивающие плод. Зловещая тишина.
С Акрополя сюда долетает рев труб, усиливая напряжение. Слышно тяжелое дыхание Фенареты. Видно ее искаженное лицо, огромный живот, клепсидру в лучах поднимающегося к зениту солнца - капли отсчитывают страшные секунды и устремленные к двери глаза роженицы, в которых написан ужас. Что же он не идет?!
Софрониск добежал, ворвался во двор через калитку с надписью "Зло, не входи!", лавируя меж мраморных глыб и торсов, разбросанных под сенью платана, влетел в дом - без дыхания пал на колени у ложа, прижался лбом к холодной руке жены.
- Хотела еще увидеть тебя, Софрониск... - Голос ее слабеет.
Муж рыдает - женщины выпроваживают его во двор.
Обложили роженицу амулетами, травами и снова вышли преклонять колени перед Артемидой, повторять свои мольбы и плач. Напряжение невыносимо. Около Фенареты остались только соседки - Мелисса и Антейя. Склонились над ложем.
И случилось это ровно в полдень. Пронзительный крик вырвался из груди страдалицы. Мелисса приняла ребенка - толстенького, розового, с большой головой. Антейя выбежала на порог:
- Родился! Мальчик!
Какое мгновение!