— В том, Протагор, нет ничего удивительного, — сказал Сократ. — Вероятно, и ты — хоть ты и пожилой человек и такой мудрец — тоже стал бы лучше, если бы тебя кто-нибудь научил тому, что тебе не довелось раньше знать. Но дело не в этом, а совсем в другом. А именно: Межеумович знает все, беспрекословно и настойчиво, глубоко и еще глубже, полно и даже через край. Так вот ты и ответь диалектическому юноше и мне на мой вопрос: Межеумович, сойдясь с Протагором, в тот самый день, как сойдется, уйдет от него, сделавшись лучше, и каждый следующий день, до самой, сладостной в таком случае, смерти, будет становиться в чем-то совершеннее, но в чем же именно, Протагор?
Протагор, видимо, еще ни разу не встречался с таким всеобъемлющим интеллектом, как у Межеумовича, потому сдуру не особенно испугался и сказал:
— Ты, Сократ, прекрасно спрашиваешь, а тем, кто хорошо спрашивает, мне и отвечать приятно. Когда Межеумович придет ко мне, я не сделаю с ним того, что сделал бы кто-нибудь другой из софистов: ведь те просто терзают престарелых юношей, так как против воли заставляют их, убежавших от упражнений в науках, заниматься этими упражнениями, уча их вычислениям на пальцах, астрономии Земли, геометрии лепешек и поп-музыке. А тот, кто пришел ко мне, научится только тому, для чего пришел. Наука же эта — смышленость в азартных играх, даже если они государственные, умение наилучшим образом управлять мнением всех других, в том числе и в делах общественных. Благодаря этой науке можно стать всех сильнее и в поступках, и в речах, касающихся не только государства, но и всего остального, что только есть на свете.
— Межеумович может стать умнее самого себя или даже самого славного Агатия?! — пораженно спросил Сократ.
— Славный Агатий тоже брал у меня уроки, — уклончиво ответил Протагор.
— Верно ли я понимаю твои слова? — спросил Сократ. — Мне кажется, ты имеешь в виду идеальное искусство государственного управления и обещаешь делать людей идеальными гражданами.
— Об этом как раз я и объявляю во всеуслышание, Сократ.
— Прекрасным же владеешь ты искусством, если только владеешь: ведь в разговоре с тобой я не должен говорить того, чего не думаю. Я полагаю, Протагор, что этому искусству нельзя научиться, но, раз ты говоришь, что можно, не знаю, как не верить. Однако я вправе сказать, почему я считаю, что этому искусству нельзя научиться, и что люди не могут передать его людям.
— Не могут — заставим! — неожиданно вступил в разговор Межеумович. — А не захотят — в расход!
Протагор вздрогнул при этих словах, а Сократ как ни в чем ни бывало продолжал:
— Я, как и все прочие сибирские эллины, признаю сибирских афинян безусловно и беспредельно мудрыми. И вот я вижу, что когда соберемся мы в городской Думе, то, если городу нужно что-нибудь делать по части строений, мы призываем в советники по делам строительства зодчих, если же по корабельной части, то корабельщиков, и так во всем том, чему, по мнению сибирских афинян, можно учиться и учить. Если же станет им советовать кто-нибудь другой, кого они не считают мастером, то, будь он хоть красавец, богач и знатного партийного рода, его совета все-таки не слушают, но поднимают смех и шум, пока либо он сам не оставит своих попыток говорить и не отступится, ошеломленный, либо стража не стащит и не вытолкает его вон по приказу спикера и его заместителей. Значит, в делах которые, как они считают, все зависит от мастерства, сибирские афиняне поступают таким образом.
— А как же иначе, — сказал Протагор.
— Никак иначе, — подтвердил и Межеумович.
— Когда же надобно совещаться о чем-нибудь, касающемся управления городом, то всякий, вставши, а то и сидя, подает совет, будь то плотник, банкир, медник, журналист, сапожник, миллионер, сапожник, спортсмен, купец, ученый-физик, судовладелец, богатый, бедняк, благородный партиец, безродный беспартийный, и никто не укоряет его из-за того, что он не получил никаких знаний и, не имея учителя, решается все же выступить со своим советом, потому что, понятное дело, сибирские афиняне считают, что ничему такому обучить нельзя. Более того, они уверены, что всё и досконально знают в деле управления государством. И только игра в футбол может сравниться с управлением государством. И там, и тут каждый сибирский афинянин считает себя главнейшим и окончательнейшим специалистом! Спроси любого, Протагор.
— Да, да! — раздалось со всех сторон. — Если в чем мы и разбираемся, так это — в футболе и государственных делах!
— Так вот, Протагор, — сказал Сократ, — я не верю, чтобы можно научиться добродетели управления государством. Однако, слыша твои слова, я уступаю и думаю, что ты говоришь дело. Я полагаю, у тебя большой опыт, ты многому научился, а кое-что и сам открыл. Так что, если ты в состоянии яснее нам показать, что добродетели можно научиться, не скрывай этого и покажи.